Царь Нарбек Сказка для детей Ремизов читать
Жил-был молодец, охотник, стрелок первый – Тархан.
Задумал Тархан жениться, да нет ему жены по сердцу: какую ни встретит, все не его, все не такая – и мила, да не чиста, и чиста, да не люба.
А был у Тархана волшебный конь – Раши. Оседлал он коня и поехал из города прочь.
– Живите, мне у вас не житье!
И – как поехал!
На безлюдье в лесу у старой часовни построил себе дом Тархан и стал себе жить-поживать один в лесу.
Утром с солнцем встает, умывается из лесного ручья, постоит в часовне, помолится, а потом на охоту. И весь день на охоте. Оленя ль убьет или лань, очистит – шкуру выбросит, вырежет хороший кусок и домой. А дома его никто не ждет. Даже собаки не было.
Один, да с ним конь.
И наскучила Тархану одинокая лесная жизнь.
Там, в городе, от людей никуда не денешься, а тут, в лесу, от себя не уйдешь.
Заскучал Тархан, – и не мил ему лесной ручей, старая часовня не молитвенна, и охота не в охоту, и сам суровый неизменный лес постыл.
И покинул Тархан свой лесной дом, повернул коня с родной земли на чужую сторону.
Вот заехал Тархан далеко в дальнюю деревню. У околицы стоит девица: проводила ли кого, дожидает ли?
Соскочил Тархан с коня, поздоровался.
– Что, красавица, принимаешь гостя?
Обернулась, посмотрела на него.
– У меня, – говорит, – шесть братьев и все шестеро, как ты, такие. Отведи коня в сарай, вином тебя угощу. Только не могу я быть с тобой, пока братья не вернутся.
Вечером вернулись братья и всяк с своей добычей: кто с медведем, кто с оленем, кто с лосью, кто с волком.
Увидали братья Тархана – сидит Тархан за столом, вино распивает – и прямо с расспросом: кто такой, зачем и откуда?
– Как величать тебя, брат наш седьмой?
– Я вам не брат, я с чужой стороны, Тархан.
– Кем же ты желаешь быть нам? – спросил старшой.
– А хочу я взять замуж вашу сестру.
И не думали братья, не сговаривались, ударили по рукам и в ту же ночь свадьбу сыграли.
Простилась сестра с братьями. Посадил ее Тархан к себе на коня, да только и видели.
И! как мчал их конь с чужой стороны через горы, через реки, в родную землю, где у лесной часовни тихий ручей течет и ни души кругом, один неизменный лес
* * *
Хорошо было житье в лесу на безлюдье у лесного ручья.
С солнцем вставал Тархан, шел в часовню, постоит на молитве, а потом на охоту. И весь день на охоте и только к вечеру с добычей домой. Дома встречает жена. И пока он готовит ужин, жена час-другой водит коня и, поводив, уберет и накормит. Тут и стол готов. Поджидает жену Тархан. И входит она, целует его, молятся вместе и ужинать.
Хорошо было житье в лесу у лесного ручья.
А проходил по тем местам непроходным чужой молодец, тоже охотник, так, не чета Тархану, млявый. И видит, сидит на крылечке жена Тархана. Долго стоял молодец, все глядел на жену Тархана и ушел, прошел лес, вышел к городу, в город шел, а в глазах неизменно: на крылечке жена Тархана.
Что ему делать? Отыскал он в городе старуху-ворожбуху. И рассказал старухе, как встретил и не может забыть, а кто она, чья, не может сказать.
– Как бы так, бабушка, сделать, познакомиться с ней?
– Можно, – сказала старуха, – это жена Тархана, живут на безлюдье. Это можно.
И обещала старуха: она купит товару, с коробом пойдет к тем местам непроходным, зайдет у ручья в часовню, станет молиться, ее окликнет жена Тархана, ну, и все тогда будет.
– Будьте покойны!
Дал молодец старухе на товар денег, простился и стал себе ждать-поджидать добрых вестей.
Как сказала старуха, так все и сделала. С коробом пробралась она до лесного ручья, зашла в часовню, стала молиться. Окликнула ее с крылечка жена Тархана. Вышла старуха из часовни, сбросила с плеч короб, раскрыла его, развернула товары.
– Не купите ли? – а сама так и смотрит.
Стала жена Тархана рассматривать товары.
Стала ей старуха свое выговаривать.
– Ой, какая, – говорила старуха, – день-то деньской все одна! Какая красивая, а живешь, ровно зверь, одна в лесу. Ты слыхала ли про царя Нарбека? – царь такой самый первый! Вот пойдешь за него замуж, вот тебе будет жизнь. Будешь царицей, – жена царя Нарбека! Да разве можно такой в лесу жить, и все одна. И кто твой муж? Да царь Нарбск твоего мужа схватит и, как яблоко, сдавит, только сок потечет. Вот он какой, царь Нарбек!
Молча слушала старуху жена Тархана, перебирала товары, а уж глаза где-то далеко бродили.
– А как, бабушка, устроить это дело, я хочу к царю Нарбеку!
А старухе этого-то только и надо, и рассказала старуха жене Тархана, что ей перво-наперво делать, чтобы попасть к царю Нарбеку.
– Вернется муж, – учила старуха, – а ты не выходи, ты не встречай и коня его не бери водить, а спросит, все и скажи: что, мол, ты за человек такой? и где мы живем? и разве мне такое надо?
– И я попаду к Нарбеку?
– Попадешь обязательно. Сам придет.
Взвалила старуха к себе на плечи короб и пошла, понесла от крылечка добрые вести.
Осталась одна жена Тархана и с ней дума одна: дума о царе Нарбеке.
Уж едва дождалась она вечера. Места себе не находит. Все ей постыло: и дом, и текучий лесной ручей, и часовня, и лес. Так бы с землей и сравняла. Нет, и по шейку поставь ее в золото, ни за что не останется. Едва дождалась она мужа: и увидела, а не вышла, увидела – не встретила и коня не взяла.
– Что такое? что случилось? – ничего Тархан понять не может.
С сердцем крикнула мужу:
– Обманщик! Обманул ты меня! Думала я, нет никого на белом свете сильнее и нет больше такого, как ты, и что же? Царь Нарбек лучше тебя!
– Ладно, – сказал Тархан, – я вот поеду сейчас и увидим! Будет тебе голова Нарбека.
Да как свистнет, да таким свистом, и на посвист стал его Раши, конь волшебный, – как и дня не бывало.
Вскочил Тархан на коня, крепко плетью ударил.
– Завтра же к утру в царство царя Нарбека!
Конь рванулся, только ветер свистит –
* * *
Только ветер свистит –
Только ветер –
Конь, как ветер –
И что в сутки, то в час. Ночь пролетела. Уж заря занимается.
Верный, к утру конь домчал Тархана и у дворцовых ворот Нарбека стал.
Спрыгнул с коня Тархан у дворцовых ворот, поводил коня – пар так и валит! Сам коня водит, сам кричит во весь голос, зовет Нарбека.
– Выходи, выходи, царь Нарбек, хочу с тобой драться!
А стоял у крыльца стражник, слышит, кто-то недобро кличет, заглянул, – человек какой-то чужой, – да скорее к царю.
– Какой-то человек у ворот коня водит, сам царя лает: «Хочу, говорит, драться с царем!»
– А поди и скажи ему, – сказал Нарбек, – пускай идет во дворец, выпьем вина, а потом уж, коли такая охота, будем драться. Мне все равно.
Пошел стражник к воротам, отворил ворота и передал Тархану царское слово.
– Да что ж это, – сказал Тархан, – это я-то пойду вино пить, я хочу драться! Еще пойдешь, свяжете, обманете, я живьем не дамся!
Три раза посылал Нарбек, три раза ходил от царя к Тархану стражник и всякий раз одно и то ж.
И надоело Тархану с этим вином – «иди вино пить, а потом драться!» Привязал он коня у ворот и пошел во дворец, – будь, что будет!
На крыльце встретил Тархана сам царь, поздоровался и, как гостя, ввел в свою царскую горницу.
– Что, по какому делу пожаловал? – и просит к столу.
А на столе кувшин, так и манит –
Присел Тархан к столу – ничего не поделаешь! – и рассказал все по правде, как они жили с женой в лесу на безлюдье и как хорошо они жили, и потом как жена его встретила, и как ему горько от ее неправых упреков.
Засмеялся Нарбек.
– Ну, и молод же ты, Тархан, ничего еще не понимаешь! – налил гостю вина и себе взял чарку.
Сидел Тархан за столом, пил вино, а и вправду, ничего-то не мог понять.
– Знаешь, – сказал Нарбек, – первая жена моя померла, и я женился на другой. Был я очень богат, а когда женился, стал беднеть. Много было у меня лошадей, много табунов. И кормил я лошадей кишмишом, – хорошие были кони! И вот стал я замечать, стали мои кони худеть. Позвал я конюха.
«Что, – говорю, – за причина с конями? Коли кишмиша не хватает, можно еще добавить!»
Конюх мне в ноги.
«Не вели, – говорит, – казнить, вели слово молвить!» – ну, и порассказал.
И что же оказалось! Всякую ночь ровно в полночь приходила моя жена к конюху и приказывала оседлать лошадей для себя и для матери, – моей тещи. И с конюхом всякую ночь выезжали они в лес. А в лесу разбойники жили – двенадцать разбойников, шайка, – и как раз к этим разбойникам они и приезжали. Там им встреча, там уж их ожидают – и шла гульба до третьих петухов, а потом домой. И всякий раз конюху попадало: либо кулаком, либо плетью по морде.
Я ему и говорю:
«Вот что, давай-ка мне свою одежу, и лягу я нынче в твоей каморке».
Еще с вечера обрядился я конюхом, жду полночи. И в полночь, как говорил конюх, так и вышло, пришла жена, велела лошадей оседлать. Ну, у меня загодя все было приготовлено, и сейчас же поехали, и прямо в лес к тем разбойникам. И шла гульба до третьих петухов. Пришло время домой ехать. С полпути я схватился.
«Как быть, – говорю, – я там уздечку забыл!»
«А, – говорят, – забыл!» – да по морде: то одна, то другая.
А делать нечего, вернуться мне надо. Я и вернулся. Вхожу в разбойничий дом, а там пьяным-пьяно. А была у меня хорасанская шашка – чуть ударишь, пополам перережет. Тут я их всех двенадцать – всем головы прочь, да в сумку, и с сумкой домой. Не нагнал уж, один приехал. Поблагодарил конюха.
«Отнеси, – говорю, – сумку, положи ко мне под кровать!» – а сам снял конюхову одежу и пошел к себе.
Наутро вызываю жену. Пришла жена.
«Что тебе надо? Что ты меня беспокоишь?»
«Ох, – говорю, – какой я сон видел! А снилось мне, будто ехал я с тобой да с тещей в лес, заехали к разбойникам, а возвращаясь, забыл я у них уздечку, сказал тебе, и ты меня крепко ударила, вот какой сон дурной! – а сам руку под кровать, вытащил сумку, развязал, вывалил головы, – а не знаешь ли этих?»
«Не знаю».
«Двенадцать, – говорю, – а это вот тринадцатая!» – да шашкой ее по шее.
К теще я сам пошел и сумку понес – тринадцать голов. Разбудил тещу. Рассказал ей сон. Вывалил головы. Тоже не узнает.
«И эту не узнаешь?» – показываю на тринадцатую.
Не узнает.
Тут прибавил я к тринадцати и четырнадцатую!
Сидел Тархан, опустив голову, слушал царя Нарбека, а мысли там были, у лесного ручья в лесном доме.
– Ну, – сказал Нарбек, – поезжай-ка скорее домой, желаем тебе всего хорошего! – и проводил гостя до самых ворот.
Стрелой летел конь. Не за счастьем спешил Тархан. Теперь понял он, только не верил, верить не хотелось. За бедой спешил Тархан.
И когда достиг он ручья, как он просил, чтобы все было не так, чтобы его обманул Нарбек – и сердце билось, как его просьба.
Никто его не встретил, никто его не ждал.
И вошел он в дом и увидел жену: была жена с молодцом, так себе, млявый такой.
Схватил Тархан шашку: кого наперед?
– Стой! Это сам царь Нарбек! – закричала жена.
И вспомнил Тархан о коне, о своем верном коне: надо коня поводить! – бросил шашку и вышел.
А тот, Нарбек, в чем был, лататы.
Так и остался Тархан с женою жить-поживать у лесного ручья на безлюдье. День на охоте, а вечером вернется домой, гость уж сидит, какой Нарбек.
Хорошо житье на безлюдье, там лесной ручей течет и часовня стоит и кругом один лес неизменный.