Желанная Сказка для детей Ремизов

Не хотела бабка, чтобы внук женился: жалко старухе расставаться с любимым внуком. А он себе, знай, стоит на своем. И вот как вести к венцу, стала карга на венчальном пороге и прокляла внука.
– Чтоб тебя, – говорит, – черт взял, триста чертей, тридцать и три, проклятое!
И когда шли от венца молодые, черт внука и схапал, только и видели.
Осталась молодуха одна без молодого, плачет. Тошно ей одной, тошно на свете жить: постыл ей белый свет без милого.
«Либо петлю на шею, либо мужа верни!» – одно у ней на уме, и посылает она свекра мужа искать.
Жалко старику сына. Говорит старик своей хозяйке:
– Спеки мне лепешек на дорогу, пойду за сыном. Испекла хозяйка лепешек, снарядила своего старика в дорогу, пошел старик в лес. И в лесу там шел, шел, набрел на избушку – в лесу там, вошел в избушку, положил лепешки на стол, сам за печку.
И слышит старик: идет… в скрипку выскрипливает, в балалайку выигрывает, идет… приходит в избушку, садится на лавку…
– Жаль, – говорит, – мне-ка батюшки, жаль мне-ка матушки, – а сам все в скрипку выскрипливает, в балалайку выигрывает, – жаль мне молодой жены…
Хоть бы не жил я, расстался,
Хоть бы жил да потерялся!
Отец обрадовался, узнал сына, выходит из-за печки.
– Ой, – говорит, – сын ты мой любезный, пойдем домой со мною.
– Нет, отец, нельзя никак! – сын пошел из избы.
Отец вслед:
– Я от тебя не отстану, куда ты, туда и я.
И приходят они к яме, – там в лесу. Сын с отцом прощается. Поклонился сын отцу до земли, да бух в яму. Постоял старик, постоял, не смеет лезть за сыном в яму, и пошел, слезно заплакал, домой пошел.
У околицы встречает старика молодуха, горит вся:
– Ну что, видел?
– Видеть-то, видел, – говорит старик, – да взять его никак невозможно, – и рассказал все, как было.
Как полотно, побелела молодуха.
– Я, – говорит, – завтра… я сама пойду. Куда он, туда и я. Я от него не отстану.
– Нет, невестка, отстанешь. А она:
– Нет, не отстану.
А старуха бабка, слушавши, скалит свой зуб черный – смеется, ведьма: мол, отстанешь!
Напекла молодуха лепешек, дождалась, как светать станет, и чуть поднялось солнце, пошла в лес, и вышла на дорогу, как наказал старик, и там набрела на ту избушку, – там в лесу. Вошла в избушку, положила лепешки на стол, а сама за печку.
И слышит молодуха: идет… в скрипку выскрипливает, в балалайку выигрывает, идет… приходит в избушку, садится на лавку…
– Жаль, – говорит, – мне-ка батюшки, жаль мне-ка матушки, – а сам в скрипку выскрипливает, в балалайку выигрывает, – жаль мне молодой жены…
Хоть бы не жил я, расстался,
Хоть бы жил да потерялся!
Тут и вышла она из-за печки, кинулась к мужу.
– Ну, – говорит, – муж мой возлюбленный, куда ты, туда и я. Я от тебя не отстану.
– Отстанешь, – говорит он ей, – бедная ты!
А она:
– Нет, не отстану.
И вышли они вместе из избы в лес и приходят к той самой яме, и стал он слезно прощаться:
– Прощай, – говорит, – Любава моя, тебе меня не видать больше.
А она:
– Куда ты, туда и я.
– Нет уж, ты за мной не ходи, сделай милость.
– Нет, я пойду, ни за что не отстану.
Он бух в яму и скрылся. А она постояла, постояла, да за ним вслед, туда же – в яму.
– Все равно, – говорит, – где он, там и я: одна жизнь!
И как упала она вслед за ним в яму, смотрит: дорога там, дом, и он уж подходит к дому.
Догнала она его, ухватилась:
– Я с тобой!
– Ой, – говорит он, – погибли мы теперь оба, ты и я: свадьбу ведь играют, дочку за меня выдают.
И они вместе вошли в дом. А там сидит старик, страсть и глядеть такой страшный старик, а с ним все триста и тридцать и три – черти, свадьбу играют.
– Это кого ж ты привел? – сказал старик, главный.
– Это жена моя, Любава.
Она старику в ноги. Старик ее бить: и ломал, и лягал, и щипал, и всяк ее ломал, да как наступит ножищей, – закричала она по-худому, на глотку стал.
– Несите ее, – старик задохнулся от злости, – его да ее, стащите обоих из дому вон, откуда их взяли, чтобы и духу не пахло!
Ну и потащили. И притащили их ночью к дому, хряснули о крыльцо, инда хоромы затрещали.
Так вернула Любава себе мужа, Петра, желанная, милого.
И стали они жить и быть и добра наживать, от лиха избывать.