Найденов луг Рассказ Соколова - Микитова

I
Зимой ветры, жесткие и колючие, гуляли в голых макушках, и лес стонал. С еловых лап падали наземь снеговые шапки, снег под елями лежал ноздрясто. В мороз медленно осыпался с берез иней, блестело на снегу холодное солнце, от которого у зверей и птиц рябило в глазах, по лиловым шишкам прыгали краснозобые надувшиеся снегири и вертелись синички.
Вдоль леса пролегала большая дорога, от лесной сторожки к сплавной реке. От большой дороги уходили в лес лесные стежки и тропы, от стежек разбегался звериный след: разгонистый заячий, строченый лисичий и волчий, крупный, как человечья широкая ладонь. Волки избегали проложенных человеком дорог, зимою они держались кучно от страха перед лунными ночами, - глядели светящимися глазами на холодное и темное небо, жались задами и, не вынося лунной тоски, начинали выть. На вой отзывались в деревне собаки. Дрожа, волки поднимались, трусили между деревьев, стряхивая с кустов себе на спины серебряный иней, и, выбежав на опушку, шли гуськом через поле к овинам. От деревни пахло дымом и овцами, жалобно замирая, брехали собаки.
Каждую ночь волки подходили ближе, садились на снег, нюхали сладкий воздух и вызывали собак. Однажды завороженная месяцем пестренькая деревенская собачонка, не помня себя, выскочила из деревни на огороды, где на кольях трепалась прошлогодняя конопля, и завыла. Тотчас вся стая, взметая пушистый снег, ринулась через изгородь. Завороженная собачонка не успела взвизгнуть, ее затоптали в снег, и, впившись в ее тощую глотку жадными челюстями, высокий худой волк взвалил ее себе на костлявую спину. I
Зимой ветры, жесткие и колючие, гуляли в голых макушках, и лес стонал. С еловых лап падали наземь снеговые шапки, снег под елями лежал ноздрясто. В мороз медленно осыпался с берез иней, блестело на снегу холодное солнце, от которого у зверей и птиц рябило в глазах, по лиловым шишкам прыгали краснозобые надувшиеся снегири и вертелись синички.
Вдоль леса пролегала большая дорога, от лесной сторожки к сплавной реке. От большой дороги уходили в лес лесные стежки и тропы, от стежек разбегался звериный след: разгонистый заячий, строченый лисичий и волчий, крупный, как человечья широкая ладонь. Волки избегали проложенных человеком дорог, зимою они держались кучно от страха перед лунными ночами, - глядели светящимися глазами на холодное и темное небо, жались задами и, не вынося лунной тоски, начинали выть. На вой отзывались в деревне собаки. Дрожа, волки поднимались, трусили между деревьев, стряхивая с кустов себе на спины серебряный иней, и, выбежав на опушку, шли гуськом через поле к овинам. От деревни пахло дымом и овцами, жалобно замирая, брехали собаки.
Каждую ночь волки подходили ближе, садились на снег, нюхали сладкий воздух и вызывали собак. Однажды завороженная месяцем пестренькая деревенская собачонка, не помня себя, выскочила из деревни на огороды, где на кольях трепалась прошлогодняя конопля, и завыла. Тотчас вся стая, взметая пушистый снег, ринулась через изгородь. Завороженная собачонка не успела взвизгнуть, ее затоптали в снег, и, впившись в ее тощую глотку жадными челюстями, высокий худой волк взвалил ее себе на костлявую спину. Покончили с пестренькой собачонкой в березняке на опушке, молчаливо и скоро.
Горячими языками начисто вылизали закровавившийся снег, почесались, скалясь, и гуськом медленно пошли в лес, через дорогу, к болоту, где в самой чаще было избранное на зимовье место - заросший березняком и ольхою Найденов луг.
II
В стае ту зиму ходила не успевшая поседеть молодая волчица, не позабывшая ребячьих своих забав. Днем, когда волки, свернувшись в клубки, неподвижно дремали в снегу, она вскакивала на ноги, кружилась, утаптывая снег, будила стариков. Волки нехотя поднимались из снега, тыкались в нее холодными носами, а она шутливо огрызалась и кусала их за ноги. Старые волчихи, свернувшись и не поднимая голов, искоса поглядывали на молодую проказницу. Однажды ночью, когда взошел месяц и осветил снега, молодая волчица поднялась и побежала в холодное поле, а за нею, высунув языки, затряслись старики, - волчихи лежали долго, потом им стало страшно, и они побежали вслед.
Волки бежали гуськом по дороге, а за волками скользили, ломаясь на снегу, тени. Снег блестел алмазно. От деревни послышался звон бубенцов, точно далеко зазвенели, покатившись по дороге, упавшие с неба звезды. Волки быстро сметнулись, завязая по брюхо, перекидываясь, отошли в поле и легли, повернувшись мордами на деревню.
По дороге катился обоз - пять подвод, одна за другою. Лошади, учуяв стаю, сбились и захрапели. У волков на хребтах поднялась шерсть. Они лежали в снегу, дрожа, светясь глазами и нюхая воздух, раздражительно запахший лошадиным потом. На дороге зашумели слабые человеческие голоса, вспыхнул на задних санях зажженный пук соломы. Волки медленно поднялись и, поджав между ног хвосты, пошли в поле. Перед лесом они вышли на дорогу, жадно обнюхали лошадиный парной помет и нерешительно остановились. Молодая волчица села в снег, подняв голову, и первый раз в жизни завыла жалобно и тонко, не спуская глаз с месяца. Вой ее слушали волки, и в сердцах их, холодя на спинах шерсть, просыпались чувства злой тоски, голода и бесприютности. Волчица пела свою песню, высоко задрав голову и глядя на месяц; заслышав ее, зайцы, вышедшие на поле откапывать зеленую озимь, испуганно поднялись на пятки и поставили уши, ухнула по лесу сова, и жалобным воем отозвались в деревне собаки. Волкам было невыразимо, по-волчьи тоскливо, они стояли завороженно, глядели мерцающими глазами на снег, на длинные тени придорожных кустов и на высокие звезды.
III
Целую неделю волчица водила за собою стаю. Целую неделю волки почти не ели, если не считать двух зайцев, которых случайно загнали волчихи. Когда прошла неделя и ущербился на небе месяц, а по ночам гуще высыпало на небе звезд, волчица стала уединяться, ложилась в снег, свернувшись клубком, и подолгу лежала, думая о еде.
Все силы и чувства молодой волчицы влились в одно желание - во что бы ни стало добыть пищу. К другим волкам она относилась теперь почти враждебно и скрытно, тайком уходила вынюхивать зайцев. И однажды, подняв большого серого русака, гонялась за ним до утра, сберегая силы, и когда русак от усталости стал западать, настигла его одним прыжком и, затоптав в снег, впилась клыками в мягкое, теплое брюхо. Съела она его тут же, поспешно, глотая большие куски, с костями и шерстью, боясь, что ее могут застать другие волки, слизала вместе со снегом кровь и улеглась, свернувшись клубком, с обмерзшей на усах розовой пеной и раздувшимся животом. Теперь все ее существо было устремлено к тому, что начинало жить в ней, но чего она не могла осязать. Из веселого и глупого подростка она сразу стала умным и хитрым животным, умеющим беречь свои силы, когда нужно - притворяться, по целым суткам лежать неподвижно, сберегая теплоту своего тела и переваривая драгоценную пищу. Даже вылазки на деревенские огороды, где так соблазнительно пахло овечиной и где волки успели уже выманить другую глупую собачонку, стали для нее незанятны.
IV
Иногда волки не ели неделями, завывала над лесом и полями пурга, засыпала становище, засекала глаза. Волки друг на друга глядели жадно. Стая разбилась - ходили парами и в одиночку, за много верст, кто куда, тоскуя и ища пищи. В поисках пищи стая уходила далеко, за реку, подходила к лесной сторожке, к самым окнам, и слушала, как за стеною плачет человечий детеныш. Людей волки видели редко, почти никогда, но присутствие их всегда ощущали, - человека ненавидели и боялись. В эти жестокие дни, далеко от становища, за рекою, волки напали в лесу на лошадиный труп. Около падла разворачивался санный след, пахло человеком. Сперва боялись брать, облизывались, сидя на поджатых хвостах, потом молодые, не выдержав, кинулись рвать - вывалили на снег синюю требуху, быстро оголили желтые ребра. Целую ночь, упираясь лапами и тряся головами, рвали мерзлое мясо и, давясь, глотали нежеваные куски, а когда животы раздулись и отяжелели, отошли недалеко в лес и зарылись. В следующую ночь стая вернулась на мясо. Ели не так жадно. Оторвав кусок, отходили поодаль, ложились на брюхо, удерживая мясо в передних лапах, не спеша грызли. Под утро, когда стая ушла на становище, из лесу из-под нависших еловых лап выбежала рыжая лисица, остановилась, поджав переднюю ногу, и мелкой трусцой, неся над снегом хвост, побежала к волчьим объедкам, долго копалась в обмерзшей синей требухе, под обглоданными ребрами. В полдень пришли на лыжах люди в овчинных куртках и валяных сапогах, и лисица быстро сметнулась в лес под елки. Люди осмотрели волчьи следы и растащенные по поляне кости; сняв рукавицы, закурили и, подтянув на куртках пояса, разошлись в обход волчьему следу. На другой день те же люди еще привезли на санях мертвую лошадь и свалили в снег на поляне. Волки две ночи не выходили на мясо, вылеживались, забравшись в ельник. Однажды утром стая поднялась тревожно: по лесу катились незнакомые звуки, приближаясь и отдаляясь, и внезапно наполнили лес. Напрягши слух и нюхая воздух, дрожа коленками задних ног, волки сбились в кучу. Старый волк, хорошо знавший, что сулят незнакомые звуки, поднял шерсть и, прижав уши, скрылся в лес. Стая поняла, что идет большая опасность и то, что старик покинул стаю, значит: каждый заботься о себе!
V
Молодая волчица переживала то, что переживал каждый волк: страх, от которого сжималась и теснила на лбу и на спине кожа, и острое желание жить. Звериным умом своим она понимала, что нельзя бежать прямо, по старому следу, и свернула в сторону наперерез голосам. Она шла нешибко, прижав к затылку уши, нюхая ветер. Деревья стояли тихо, придавленные снегом. Валились с макуш, цепляясь по сучьям, сбитые белкой снежные шапки, и волчица пугливо приседала в рыхлый снег. Там, где кончался лес и выступал кустарник, она увидела над снегом красный болтающийся язык. Не решаясь подойти близко, она свернула вправо, но и там - но и там трепался такой же язык, красный и длинный. Красные языки висели один за другим под деревьями.
Волчица пошла вдоль притуло и осторожно. Так она вышла в поросшую ольхой лощину, на занесенную снегом лесную речку и остановилась.
Выбежал из лесу, завязая в снегу, заяц. И тут она, впервые в жизни, увидела человека. Он стоял в снегу, прикрытый стволом старой елки, и глядел на зайца.
Волчица присела, поджала ноги и, оттолкнувшись со всей силой, осыпая иней, прыгнула в кусты и побежала. Человек схватился, волчица услыхала резкий звук, почувствовала удар по ноге и, кровавя снег, из всех сил пошла вприпрыжку кустами вдоль речки. За нею еще раз хлестнуло, драли по спине и бокам сучья, а она бежала, нескладно вскидывая зад. Она бежала вдоль речки, покуда хватило сил, потом пристала, остановилась и села. Вдали щелкнуло раз за разом, потом еще и еще. Волчица тихо, выбирая чащу погуще, пошла туда, где, по ее соображению, был Найденов луг, на котором она родилась и росла.
VI
Волчица не знала, что только одна она уцелела из стаи. Она долго ждала и искала, выходила по ночам к реке, потом помалу привыкла к новой, одинокой жизни. Логовом себе она выбрала дикий кустарник у болота. Здесь волчица дожидалась весны.
Весною из-под снега вышли мокрые кочки и прошлогодний лист, прохоркал зарею над молодняком вальдшнеп. С вечера тяжело перелетали глухари на токовище, садились на деревья. Еще с февраля звери пошли рыскать, кричали на лядах заливисто зайцы, хрюкал в лесу хорь. Заспанные барсуки выходили на волю. Птицами наполнился лес.
Волчица отяжелела, носила щенят. Для гнезда она выбрала место широкую, сокрытую мхом сухую кочку. Разгребла лапами хворост, утоптала мох. Однажды утром, когда всходило над лесом солнце и заиграл в небе первый баранчик-бекас, у нее родились один за другим девять слепых большеголовых детенышей. Мокрые щенята копошились, неумело тыкались слепыми мордами в соски. Целый день и ночь волчица лежала с ними, обогревая их, испытывая сладкую боль в сосках. Утром уходила на добычу, ловить на лядах зайцев.
Так повелось ежедневно: по утрам волчица уходила, оставляла волчат. Они, тихонько взвизгивая, залезали друг под друга, свертывались в один теплый клубок. Когда возвращалась мать, они тянулись к ней на слабых ногах. Она внимательно и строго оглядывала гнездо, обнюхивала вокруг землю, поправляла подстилку и ложилась на бок, вытянув лапы и протянув голову. Щенята присасывались к ее груди, спеша и повизгивая, теребили лапами черное вымя. Волчица в эти дни изменилась: похудела и вытянулась, стала выше на ногах и стройнее, в глазах ее появилось новое: гласа потемнели, в них светилась звериная, жестокая и отреченная, любовь.