Зимовщики Рассказ Соколова - Микитова

Много раз обманывались мы, стараясь разглядеть на приближающемся берегу признаки человеческой жизни. Прозрачность воздуха, непривычно скрадывавшая расстояния, обманывала глаз. Наконец самый зоркий из нас увидел терявшуюся на фоне каменного берега тоненькую стрелочку радиомачты. Поразительно было видеть на этих белых застывших берегах живых, двигавшихся людей. Домик станции, поставленный под высоким береговым обрывом, казался не более спичечного коробка. В большой бинокль мы разглядели одетых в черное людей, теснившихся на наблюдательной вышке. Темные фигурки людей и собак двигались внизу у самого берега.
Расцвеченный по-праздничному пестрыми флагами, надувавшимися по ходу, ледокол входил в бухту.
Все участники экспедиции не отрываясь смотрели на приближавшийся покрытый камнями берег. Любители ружейной пальбы, набив патронами карманы, выстроились на крыше радиорубки и приготовились приветствовать зимовщиков. Три залпа звонким грохотом рассыпались над недвижимою гладью бухты. Грузно и пустынно, захлебываясь паром, заревел пароходный гудок. Было видно, как у крыльца засуетились, выстраиваясь, люди. Звук ответного залпа показался слабым. По береговому припаю клубочками катились собаки, привечавшие радостным лаем долгожданных гостей.
С искренним восхищением разглядывали мы Бухту Тихую, походившую на зеркальное озеро, окруженное ослепительными льдами. Впереди сиял ледник Юрия, челом своим незримо сливавшийся с небом; справа, опрокинувшись в зеркальной глади, высилась базальтовая скала Рубини. Целая флотилия льдин, белых и зеленых айсбергов, точно лебяжье стадо, наполняла бухту. Множество птиц, отражаясь в воде, плавали и пролетали над поверхностью бухты.
Ледокол не успел отдать якоря, как от берега торопливо отвалила маленькая шлюпка. В ней сидели два человека. У сидевшего на корме была большая русая борода. Никто из участников экспедиции не мог признать бородатого гостя:
— Эка за зиму обросли…
— Бородища-то, борода…
— Как борона…
— Да ведь это сам начальник так оброс…
Бородатого признали, когда, выпрыгнув из лодочки, качавшейся под бортом, он легко стал подниматься по спущенному штормтрапу. Гость с берега оказался начальником станции. Густая борода решетом лежала на его груди. Он бодро поднялся по трапу и перескочил через поручень. Его окружили, здороваясь и целуясь.
— Не похудел!
— Поправился.
— Видать, сытное было житье…
По цветущему виду гостя можно было предположить, что зимовка не пошла ему в большой вред. Он сиял здоровьем и свежестью и с удивительной легкостью взбежал на мостик. Гости были одеты почти по-летнему. Нас удивили их легкие потертые курточки, голые шеи. Гостя засыпали вопросами:
— Как зимовали?
— Сколько убили медведей?
— Заждались смены?
Окруженный толпою, румяный улыбавшийся зимовщик наскоро успел доложить, что зимовка прошла благополучно, работа шла бесперебойно, медведей перебили более двух десятков (одного мишку довелось убить на крыльце бани, куда он забрел неведомо для какой надобности). Люди почти не скучали. Все были здоровы, за исключением самого начальника зимовки, всю зиму страдавшего язвой желудка и вынужденного держаться строгой диеты. Меня еще более удивил цветущий вид гостя, выдержавшего столь длительный пост.
— Ну, — сказал он, улыбаясь, когда улеглась горячка первой встречи, теперь позвольте вас всех пригласить на обед. У нас и стол накрыт, давно ждем дорогих гостей…
Корабль уже стоял на якоре недалеко от берегового припая, заполнявшего самый «кут» бухты. По крайним льдинам, перепрыгивая через трещины, туго закрутив пушистые хвосты, бежали береговые собаки. По веселому виду собак, по их закрученным хвостам и звонкому лаю, которым перекликались они с нашими корабельными собаками, столпившимися у борта, было похоже, что и собакам жилось здесь недурно. Стараясь пробраться на ледокол, они заглядывали в воду и визжали от нетерпения.
Пока мы беседовали с гостем, матросы успели спустить шлюпку, и в нее набился народ. Желающих ехать на берег было так много, что для них не хватало места. В шлюпках сидели и стояли. Как водится, впереди всех, с треногою в руках, уже хлопотал и суетился кинооператор, успевавший первым всюду и всегда.