Двадцать тысяч лье под водой Нед Ленд в ярости
Не знаю, долго ли мы спали; вероятно, долго, потому что я чувствовал себя вполне отдохнувшим. Проснулся я раньше всех. Мои спутники мирно почивали, растянувшись в углу.
Голова у меня была свежая, мысли ясные. Поднявшись со своего изрядно жесткого ложа, я снова стал внимательно исследовать наш каземат.
Никаких превращений тут не произошло. Темница оставалась темницей, а пленники пленниками! Только убраны были приборы со стола. Ничто не предвещало скорого изменения нашей участи; и в тревоге я спрашивал себя: неужели обречены мы, невесть какое время, жить в этой клетке?
Невеселая будущность рисовалась еще в более мрачных красках, потому что мне стало не хватать воздуха. Я почувствовал какое-то стеснение в груди, хотя вчерашние кошмары больше не повторялись. Дыхание становилось все затрудненнее. От духоты я буквально задыхался. Хотя наша камера была достаточно просторна, мы, видимо, поглотили большую часть кислорода, содержащегося в воздухе. Известно, что человек расходует в час такое количество, кислорода, какое содержится в ста литрах воздуха. Поэтому воздух, насыщенный почти таким же количеством выдыхаемой углекислоты, становится негодным для дыхания.
Короче говоря, необходимо было освежить атмосферу в нашей камере и, само собою, во всем подводном корабле.
Но тут у меня возник вопрос. Как поступает в таком случае командир подводного судна? Не получает ли он кислород химическим способом: путем прокаливания бертолетовой соли с одновременным поглощением углекислого газа воздуха хлористым калием? Но ведь запасы химических веществ истощаются, их приходится возобновлять и, стало быть, поддерживать сношения с Землей? Возможно, он довольствуется сжатым воздухом, нагнетенным в особые резервуары, который расходуется по мере надобности? Все может статься! Не действует ли он более простым, более экономическим, а значит, и более вероятным способом? Не поднимается ли он на поверхность океана подобно киту, подышать свежим воздухом?
Но каким бы способом он ни действовал, по-моему, пришло время применить его без промедления!
Я старался дышать чаще, вбирая в себя остатки кислорода, которые еще сохранились в душном помещении. И вдруг на меня пахнуло морем: струя чистого, насыщенного морскими запахами воздуха ворвалась в наш каземат. Животворного, напоенного йодистыми веществами, морского воздуха! Широко раскрыв рот, я вдохнул с жадностью его чудодейственную струю! И буквально в ту же минуту почувствовал легкий толчок и затем нерезкую бортовую качку, впрочем довольно ощутимую. Судно, это стальное чудовище, всплывало на поверхность вод подышать, на манер кита, свежим воздухом! Итак, способ вентилирования судна был установлен.
Надышавшись полной грудью, я стал искать вентиляционное отверстие, так сказать, «воздухопровод», через который поступал живительный ток. Я скоро нашел его. Над дверью находилась отдушина, через которую врывалась струя чистого воздуха, освежавшая камеру.
Как только пахнуло свежестью, проснулись Нед и Консель.
Точно по команде, протерев глаза, потянувшись, они оба вскочили на ноги.
– Как почивалось господину профессору? – учтиво спросил Консель.
– Превосходно, мой друг, – отвечал я. – А вам, мистер Нед Ленд?
– Спал мертвым сном, господин профессор. Если не ошибаюсь, повеяло морским ветерком?
Моряк не мог ошибиться, и я рассказал гарпунеру о том, что произошло, пока они спали.
– Тэк-с! – сказал он. – Теперь понятно, что это был за свист, который мы слышали, когда мнимый нарвал шнырял в виду «Авраама Линкольна»!
– Совершенно верно, мистер Ленд! До нас доносилось его свистящее дыхание.
– А скажите на милость, господин Аронакс, который теперь час? Я никак не могу сообразить, не обеденный ли?
– Обеденный час, мой уважаемый гарпунер? Вы, верно, хотите сказать, что время завтракать? Мы наверное проспали весь вчерашний день, до самого нынешнего утра!
– Выходит, что мы проспали целые сутки! – вскричал Консель.
– Так мне кажется, – отвечал я.
– Не стану спорить с вами, господин профессор, – сказал Нед Ленд. – По мне, все равно, что обед, что завтрак! Лишь бы стюард надоумился подать нам и то и другое!
– И то и другое! – повторил Консель.
– Правильно! – поддержал его канадец. – Мы имеем право и на то и на другое! А что меня касается, я окажу честь и завтраку и обеду.
– Ну, что ж, Нед, приходится запастись терпением, – сказал я. – Наши неведомые хозяева, очевидно, не имеют намерения уморить нас с голоду. Иначе им не было бы смысла кормить нас вчера обедом.
– А что, если они вздумали откармливать нас на убой? – сказал Нед.
– Едва ли! – ответил я. – Не в руки же людоедов мы попали!
– Один раз полакомиться не в счет, – серьезно сказал канадец. – Кто знает, может быть, эти люди давненько не пробовали свежего мяса. А трое здоровых, хорошо упитанных особ, как господин профессор, его слуга и я…
– Выбросьте вздорные мысли из головы, мистер Ленд, – отвечал я гарпунеру. – И главное, не вздумайте разговаривать в таком духе с нашими хозяевами, вы этим только ухудшите наше положение.
– Баста! – сказал гарпунер. – Я голоден, как тысяча чертей, и будь то обед или ужин, а нам его не подают!
– Мистер Ленд, – заметил я, – на корабле следует подчиняться установленному распорядку, а я подозреваю, что сигналы наших желудков опережают звонок кока!
– Что ж, переведем стрелки наших часов, – сказал невозмутимый Консель.
– Узнаю вас, друг Консель! – вскричал нетерпеливый канадец. – У вас желчь даром не разливается, вы бережете свои нервы! Завидное спокойствие! Вы способны, не покушав, произнести благодарствие! Вы скорее умрете с голоду, чем станете жаловаться!
– А что толку в жалобах? – спросил Консель.
– Что толку? Пожалуешься, и все как-то легче! Ну, а ежели эти пираты, – я говорю пираты из уважения к господину профессору, потому что он запрещает мне называть их людоедами, – ежели эти пираты воображают, что я позволю держать себя в клетке, где я задыхаюсь, и что дело обойдется без крепких слов, на которые я горазд во гневе, так они ошибаются! Послушайте, господин Аронакс, скажите откровенно, как вы думаете, долго еще протомят нас в этом железном ящике?
– Откровенно говоря, я знаю об этом не больше вашего, мой друг!
– Ну, все-таки, как вы полагаете?
– Я полагаю, что случай позволил нам приоткрыть важную тайну. И если экипаж подводного судна заинтересован в сохранении этой тайны и если тайна для них дороже, чем жизнь трех человек, то, я думаю, мы в большой опасности. В противном случае чудовище, поглотившее нас, при первой же возможности вернет нас в общество нам подобных.
– Или зачислит нас в судовую команду, – сказал Консель, – и будет держать…
– До тех пор, – закончил Нед Ленд, – пока какой-нибудь фрегат, более быстроходный или более удачливый, чем «Авраам Линкольн», не захватит это разбойничье гнездо и не вздернет весь экипаж и нас вместе с ним на реи.
– Весьма резонно, мистер Ленд, – заметил я. – Но, как мне известно, никто еще не делал нам каких-либо предложений. Поэтому бесполезно строить планы на будущее. Повторяю, нужно выждать время, нужно действовать в соответствии с обстоятельствами; и не нужно ничего делать, раз делать нечего!
– Напротив, господин профессор, – ответил гарпунер, не желавший сдаваться, – нужно что-то делать!
– Но что же именно, мистер Ленд?
– Бежать!
– Бежать из «земной» тюрьмы и то довольно трудно, но бежать из подводной тюрьмы и вовсе, по-моему, немыслимо.
– Ну-с, друг Ленд, – обратился к нему Консель, – что вы скажете в ответ на замечание господина профессора? Я не поверю, чтобы американец полез в карман за словом!
Гарпунер, явно смущенный, молчал. Побег в тех условиях, в которые поставил нас случай, был совершенно невозможен. Но недаром канадец наполовину француз, и Нед Ленд доказал это своим ответом.
– Стало быть, господин Аронакс, – сказал он после короткого раздумья, – вы не догадываетесь, что должен делать человек, если он не может вырваться из тюрьмы?
– Не догадываюсь, мой друг!
– А очень просто! Он устраивается там по-хозяйски.
– Еще бы! – сказал Консель. – Куда приятнее обосноваться внутри плавучей тюрьмы, чем оказаться вне ее стен!
– Но прежде нужно вышвырнуть вон всех тюремщиков, ключарей, стражников! – прибавил Нед Ленд.
– Полноте, Нед! Неужели вы серьезно думаете взять в свои руки судно?
– Вполне серьезно, – отвечал гарпунер.
– Пустая затея!
– Почему же, сударь? Разве не может представиться удобный случай? А раз так, я не вижу причины им не воспользоваться. Ежели на этом поплавке не больше двадцати человек экипажа, неужто они заставят отступить двух французов и одного канадца!
Разумнее было обойти молчанием фантазерство гарпунера и не вступать с ним в спор. Поэтому я ограничился дипломатической оговоркой.
– При случае, мистер Ленд, мы вернемся к этой теме, – сказал я. – Но прошу вас запастись терпением. Тут надо действовать осторожно, а вы своей вспыльчивостью только все дело испортите! Обещайте мне считаться с нашим положением и не впадать в гнев.
– Обещаю, господин профессор, – отвечал Нед Ленд мало утешительным тоном. – В рот воды наберу, не изменю себе ни единым движением, пусть даже не будут кормить, как нам того хотелось бы!
– Вы дали слово, Нед, – сказал я канадцу.
Разговор на этом кончился, и каждый из нас углубился в свои мысли.
Должен сознаться, что вопреки гарпунеру, исполненному радужных надежд, я не питал никаких иллюзий. Я не верил в счастливый исход, на который уповал Нед Ленд. Судя по тому, как искусно маневрировал подводный корабль, на борту должен был находиться солидный экипаж; и, стало быть, вступив в борьбу, мы столкнулись бы с сильным противником. Притом, чтобы действовать, нужно быть свободными, а мы сидели взаперти! Я не представлял себе, каким путем можно бежать из этого стального каземата с герметическими затворами. И если командир хранит в тайне существование своего подводного корабля, – что было вполне вероятно, – он не позволит нам разгуливать на борту судна. Как он обойдется с нами? Обречет ли на смерть, или высадит когда-нибудь на необитаемый остров? Мы были в его власти. Все мои домыслы, как мне казалось, были равно близки к истине, и нужно быть Недом Лендом, чтобы надеяться завоевать себе свободу. Впрочем, зная склонность канадца к навязчивым идеям, я понимал, что чем больше он будет раздумывать, тем больше будет ожесточаться. Я уже чувствовал, что проклятия застревают в его глотке, что в его движениях сказывается едва сдерживаемая ярость. Он вскакивал, метался, как дикий зверь в клетке, колотил об стену и ногой и кулаками. Время шло, голод давал себя знать, а стюард не показывался. Нашим хозяевам, если у них действительно были в отношении нас добрые намерения, не следовало так надолго оставлять без внимания потерпевших кораблекрушение!
Неда Ленда от голода мучили спазмы в желудке, и он все больше выходил из себя; я начинал уже опасаться с его стороны, несмотря на данное им слово, вспышки гнева при появлении кого-нибудь из команды судна.
Прошло еще два часа. Гнев Неда Ленда все нарастал. Канадец звал, кричал, но тщетно. Глухи были железные стены. Не слышно было ни малейшего шума на судне, как будто все там умерло. Не чувствовалось легкого дрожания корпуса при вращении винта. Судно, несомненно, стояло на месте. Погрузившись в морские пучины, оно не принадлежало более земле. Безмолвие это было ужасно.
Мы были покинуты, заперты в стенах каземата. Я страшился подумать о том, как долго может продлиться наше заключение. Проблеск надежды, вспыхнувший было при свидании с капитаном, понемногу угас. Ласковый взгляд этого человека, печать великодушия на его лице, благородство осанки – все изгладилось в моей памяти. Я представлял себе этого таинственного незнакомца таким, каким он, верно, и был: неумолимым, жестокосердным. Он, видимо, поставил себя выше человечности, стал недоступен чувству жалости, сделался непримиримым врагом себе подобных, которым он поклялся в вечной ненависти!
Но неужели этот человек даст нам погибнуть в стенах тесной темницы? Оставит нас во власти страшных мучений, на которые обрекает жестокий голод? Ужасная мысль овладела моим сознанием, а воображение сгущало краски. Отчаяние овладело мною. Консель был спокоен. Нед Ленд неистовствовал.
Вдруг снаружи послышался шум. Чьи-то шаги гулко отдавались в металлических плитах. Засовы взвизгнули, дверь отворилась, вошел стюард.
Прежде чем я успел сделать движение, чтобы удержать канадца, он ринулся на беднягу, повалил его на пол, схватил за горло. Стюард задыхался в его могучих руках.
Консель пытался было вырвать из рук гарпунера его жертву, а я уже готов был помочь ему – и вдруг так и замер на месте при словах, сказанных по-французски:
– Успокойтесь, мистер Ленд, и вы, господин профессор! Извольте выслушать меня!