Лесовичка Часть третья Глава I. Новые впечатления
- Приехали, детка!
Голос Арбатова звучал весело и звонко.
Ксаня широко раскрыла большие заспанные глаза.
Та же обстановка, что и в последние двое суток, проведенные ею в дороге, те же развалившиеся на мягких диванах спящие пассажиры, тот же вагонный ночник, завешенный зеленой тафтой.
Поезд стоит.
- Что, детка, проснуться еще не можете? - засмеялся Арбатов и тут же стал отдавать распоряжения носильщику.
Широко раскрытыми, недоумевающими глазами Ксаня смотрела в полутьму вагона, моргая длинными, черными ресницами. Ах, какой чудесный она видела сон! Милый, старый лес, его деревья-великаны, его пышные ковры из зеленого мха и цветущих диких незабудок - вот что приснилось ей...
И как неожиданно, как странно было пробуждение! Этот вагон, эти грубо храпящие во сне чужие люди... и зимняя стужа за опушенными снегом оконцами купе.
- Торопитесь, детка, поезд стоит недолго, - слышится снова над ее ухом голос Арбатова, и он предлагает ей руку. Ксаня машинально опирается на эту руку, и оба выходят из вагона.
Едва они опустились на платформу, как их со всех сторон окружил целый десяток мужчин и дам.
- Сергей Сергеевич, батенька! Наше вам почтение!
- Сережа-мамочка! Наконец-то!
- Отцу командиру наше нижайшее!
- А мы тут ждали, ждали, ждали!
- Поезд опоздал на целый час.
- Кущик уже нос отморозил, до того на вокзале досиделись...
- Ха, ха, ха, ха!
Целый поток веселых приветствий, смеха, восклицаний посыпался на выходившего из вагона Арбатова. Его обнимали, целовали, и все это среди самых шумных и бурных речей, самого непринужденного веселья.
Бритые лица мужчин, говоривших как-то особенно и жестикулирующих особенно, нарядные, оригинальные и своеобразные костюмы дам показывали, что все встречавшие Арбатова были артисты и артистки.
Действительно, тут была налицо почти вся арбатовская труппа: толстый Дмитрий Петрович Славин или "папа Митя", серьезный комик труппы, с милым, добрым, бабьим лицом, юркий, как обезьяна; второй комик, морщинистый Кущик, казавшийся скорее старообразным мальчиком, нежели стариком; худой, как смерть, костлявый, с мрачным взглядом, в каком-то невероятном плаще, накинутом на плечи, трагик Доринский-Громов; красивый, с огромным букетом в руках, jeune premier1 труппы Гродов-Радомс-кий; старуха Ликадиева, которую вся труппа Арбатова называла не иначе как "тетя Лиза" и любила без памяти; тоненькая, миниатюрная Зинаида Долина; затем еще какие-то молодые люди, почти мальчики, веселые, суетливые, особенно крепко трясшие руку Арбатова, - артисты на вторые роли, и барышни-статистки в скромных шубках, потертых шапочках.
Все это окружило Арбатова, приветствовало его, осыпая радостными возгласами.
Скромная фигурка Ксани в черном монастырском одеянии, с большим платком на голове как-то уж слишком резко отличалась от всей этой веселой, суетливой толпы, кипевшей жизнью, шумной и суетливой. Ксаня с удивлением смотрела на эту толпу.
- Давайте знакомиться, детка! - произнес Арбатов, обращаясь к Ксане. - Позвольте вам представить, - прибавил он, обращаясь к собравшейся труппе, - это та молодая новая артистка, о которой я вам телеграфировал...
Прежде чем могла опомниться Ксаня, десятки рук протянулись к ней.
- Ай, да какая же она красавица! - искренно вырвалось из груди Славина, и он отечески ласково погладил Ксаню по головке поверх ее черного монашеского платка.
- Ну, уж ладно. Язык-то попридержите. Избалуете только девочку! - грубовато огрызнулась старуха Ликадиева и без дальних разговоров обняла Ксаню. - Ты их, деточка, не слушай... Красавица да красавица... А вот услышит это "сама", она тебе пропишет красавицу-то, потому страсть завистлива она у нас!
- Кто завистлив? - хотела спросить Ксаня и не успела.
Великолепный букет белых роз, чуть благоухающих среди морозной ночи, очутился перед нею. Красивый господин в бобровой шапке протягивал его девушке, опешившей от неожиданности.
- Будущему собрату на поприще служения священному искусству от его товарищей! - несколько высокомерным тоном произнес Гродов-Радомский и, театральным жестом протянув цветы Ксане, низко склонил перед нею свою щегольски завитую голову.
- Цветы? Мне? Зачем же? - быстро проговорила она, вспыхнув до ушей.
- Звезде восходящей! Таланту молодому, нетронутому! - пробасил глуховатый голос трагика за ее плечами. - Сергей Сергеевич известил нас телеграммой, что нашел "новое дарование", и вот мы позволили себе приветствовать вас этими цветами, барышня! - и его костлявая рука сжала руку Ксани.
Потом к ней потянулись с приветствием другие руки. Ксаня отвечала на все эти пожатия взволнованная, разгоревшаяся. Но вот неожиданно ее глаза встретились с другими глазами, молодыми, восторженными, голубыми, как южное небо, и чистыми, как оно.
- Душечка! Дайте мне расцеловать вас. Я и не ожидала, что вы такая!
И две тоненькие, почти детские, ручонки обвили шею лесовички, а пухлый детский ротик горячо прижался к ее губам:
- Вы такая прелесть! Такая дуся! Красоточка вы моя!
Это была Зинаида Долина, или, как ее звали в труппе, "Зиночка", занимавшая в труппе Арбатова амплуа т. н. ingenue comique2.
Ее искренняя ласка и детски-восторженный поцелуй не оскорбили дикую лесную девочку. Это не были снисходительные ласки графини Наты, желавшей быть только благодетельницей. Нет, в Зиночке Долиной Ксаня почуяла искренний, несколько восторженный, детски-горячий порыв, оттолкнуть который ей было не под силу.
Она позволила маленькой Зиночке поцеловать себя, пожала еще две-три протянутые ей руки и вопросительно вскинула глазами на Арбатова.
Тот так и сиял. Горячая встреча, оказанная труппой Ксане, тронула его до глубины души.
- Я рад! Я очень рад, лесная царевна, - шепнул он ей, - и поцелуи, и розы, и дружеское участие - все налицо. Начало прекрасное! Теперь бы только с "самою" поладить... И еще вашим местопребыванием позаботиться... К тете Лизе вас, что ли, поместить? Тетя Лиза, - окликнул он "старуху" Ликадиеву, - вы нашу Ксению приютите у себя?
- И... и, батюшка, - ответила Ликадиева. - И рада бы, да у меня и без того Кущик и Речков живут, да целая свора мелкой братии. Шумно, неуютно вашей барышне у меня покажется. Уж лучше бы к Зиночке ее пристроить...
Услышав свое имя, Зиночка в одну минуту очутилась подле. Ее миниатюрная фигурка уже протискалась к Ликадиевой.
- Ах, конечно, конечно, тетечка! Да я m-lle... - не знаю их имени и отчества - как солнцу рада... Только вот мои головорезы разве...
- Пустяки! Ты, девонька, с Зиночкой поселишься, - безапелляционным тоном решила Ликадиева, обращаясь к Ксане. - Ну, а теперь марш по домам! Пора и честь знать! Прощайте, братцы, я восвояси.
- Мы вас проводим, тетя Лиза. И мы по домам тоже, - послышалось разом несколько мужских и женских голосов.
- А я вас пойду усажу, детка! - своим бодрым, веселым голосом говорил Арбатов, взяв под руку с одной стороны Зиночку, с другой Ксаню и направляясь с ними в сопровождении всей толпы к выходу вокзала.
Маленький город уже спал, погруженный в непробудную тишину. Несколько сонных извозчиков стояло у вокзала. Арбатов кликнул одного из них, усадил на него Зиночку с Ксаней и уже готовился распроститься с ними, как неожиданно скромный монашеский костюм последней резко бросился ему в глаза.
"Но ведь не может же она ходить в этом подряснике, в самом деле!" - вихрем пронеслась его мысль, и, наклонившись к самому уху Зиночки, он шепнул ей:
- Голубушка, не откажите завтра по магазинам поездить и нашу детку приодеть как следует... А все, что будет стоить - это уже дело театра... Вот вам на первый случай, - и он сунул крупную кредитную бумажку в маленькую ручку Зиночки.
- Ну, а теперь, добрый путь! Спите покойно на новом месте, детка! Берегите хорошенько нашу новую звездочку, Зиночка, на вас полагаюсь... Пусть отдохнет наша дебютантка с дороги хорошенько... Завтра репетиция назначена ровно в шесть!
Ванька хлестнул своего поджарого конька, конек бойко затрусил с места, и сани запрыгали по рыхлой снежной дороге.
______________
1 Первый любовник (фр.).
2 Комической инженю (простушки) (фр.).