В глуши
Глава VII. Первый урок

Осеннее, но яркое октябрьское солнце заглянуло в окно школы. Заглянуло, засмеялось, раздробилось на целый сноп лучезарных сияний, белыми зайчиками побежало по некрашеным стенам классной, куда осторожно шлепая босыми ногами, входило около тридцати мальчиков и девочек, возрастом приблизительно с девяти до четырнадцати лет. В старых, но старательно залатанных рубашонках и сарафанах, с вихрастыми белокурыми головенками они с веселым гомоном размещались по своим местам.

- Здравствуй, дедушка Вавилыч, - бодро и радостно здоровались они со сторожем.

- Чего ноги не вытираешь! Ишь наследили, убирай за вами тут! Озорники! Право слово, озорники, - добродушно заворчал на свою команду старик.

- Дедушка, а ты учительшу видел? - послышался подле него смелый звонкий голосок Антипки, старостиного сына, бойкого шалуна-мальчика, любимца прежней учительницы.

- Видал, паренек. Она вечор прикатила. Большая, большая, толстая-претолстая, што твоя тумба, старая и злая, как бабка Аграфена, - делая страшные глаза, произнес Вавилыч.

Ребятишки притихли.

Полезли ручонки в белокурые головы, глаза округлились от страха, рты выжидательно раскрылись.

- Чай, Марьи Михаловны сердитей? - первый очнулся Антипка и робко покосился на дверь.

- Куды тебе, Марья Михаловна - ангел перед энтой, - шутливо запугивал ребятишек Вавилыч.

- Драться будет, - неожиданно плаксиво протянула Анютка, худенькая голубоглазая девушка, дочь бывшего солдата Антонова.

- Вестимо, будет, - не задумываясь, подтвердил трусливо Ванюша, вихрастый карапуз лет десяти.

- А я так горазно... - начал было косенький мальчуган с умным быстрым подвижным личиком, Степа Рябинин, и не докончил начатой фразы. В классную вошла Вавочка. Она сменила свое строгое черное траурное платье на темную же барежевую легкую юбку и светлую кофточку модного покроя. Но и в этом простеньком наряде она казалась такой изящной, важной и красивой! В первую минуту при виде Вавочки дети остолбенели. Судя по описанию Вавилыча, совсем иное ожидали увидеть они.

- Ишь ты, франтиха-то какая, - не удержался, чтобы не шепнуть, Антипка...

Другие дети, услыша это, тихонько прыснули. Этот смех заставил покраснеть от обиды Вавочку.

- Эй, вы, здоровкаться надо, што рты пораскрыли, - накинулся с деланною суровостью на детей Вавилыч и тут же прибавил мягко, обращаясь к Вавочке: - Вы бы их хорошенько приструнили, барышня, что в самом деле! Тише вы, команда, смирно сидеть! - снова прикрикнул он на детей и заковылял из классной, дробно стуча своей деревяшкой о пол.

Вавочка осталась одна с детьми.

Большая светлая комната с окнами на огород, с портретом Государя против двери, с грубо сколоченными черными скамьями перед такими же столиками и тридцать частью совершенно льняных, частью русых и темных головенок, тридцать пар с жадным вниманием устремленных в ее лицо глаз, Великий Боже, как все это было чуждо и ново для хорошенькой избалованной столичной жизнью девушки!

Дети с внимательным любопытством разглядывали Вавочку, Вавочка - детей. Наконец глаза ее встретились с проницательным взглядом Антипки.

- Ну, прочти мне какое-нибудь стихотворение, какое знаешь, - произнесла Вавочка по адресу мальчика.

Антипка встрепенулся.

- Стишки сказать? Ладно... - поднимаясь со своего места, отозвался тот и, быстро переступая босыми ножонками, вышел на середину классной.

Зима. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь.
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью, как-нибудь. -

зазвенел его высокий звучный детский голос.

Под эти звучные нотки Вавочка забылась, и снова предстали перед ее глазами картины недавнего прошлого, картины счастливой жизни ее у отца.

Исчезла убогая школа, исчезли внимательно приподнятые головенки детей, исчез старательно отбарабанивавший стихи Антипка.

Вавочка сидела грустная, печальная, с задумчиво устремленным вдаль взором.

- Штой-то учительша ровно как блажная у нас, - шептались между собою присмиревшие детишки. Они так привыкли к недавно вышедшей замуж Марье Михайловне, бывшей учительнице, просто, по-товарищески обращавшейся с ними, такой близкой и доступной их пониманию. А эта холодная, гордая "барышня" такою непонятной и чужою казалась им!

Но вот встрепенулась "барышня", точно проснулась.

- Ага, ты кончил... ступай на место, - небрежно кивнула она Антипке головою.

Тот обиделся. Стихи он, Антипка, отвечал прекрасно, и старая "учительша", наверное бы, похвалила его за такой ответ, а эта... И разобиженный Антипка пошел на место, шмыгая носом. По дороге, чтобы как-нибудь вылить накопившуюся у него злобу, незаметно смазал по белобрысой головенке карапуза Ванюшу. Тот, не ожидавший подобного вероломства, тут же с места разревелся на весь класс.

Вавочка окончательно очнулась.

Этот неожиданный рев возвратил ее к действительности.

- Тише! Стыдитесь так вести себя на первом же уроке! - произнесла она сквозь зубы, брезгливо взглянув в сторону хныкавшего Ванюши.

Этот презрительный взгляд, эти холодные, с враждебным выражением слова заставили разом насторожиться ее босоногих учеников и учениц.

Старая учительница часто бранила не в меру расшалившихся шалунов, случалось, порой ставила их и в угол, но дети любили ее. Любили за простое, ласковое, чисто материнское отношение к ним. Марья Михайловна хорошо звала деревню, сама будучи дочерью бедного деревенского священника, чувствовала себя совсем запанибрата со всем этим бедным, рваным, по большей части голодным людом.

В душе же Вавочки, помимо ее собственного желания, проглядывало что-то враждебное ко всему этому простому, темному народу.

И дети, на вид глупенькие, несмышленые дети, скорее инстинктивно, нежели сознательно, поняли это враждебное к ним чувство чужой и нарядной учительницы.

- Ишь ты, фря какая, - решил вслух тоном, не допускающим возражений, Антипка, когда в перемену между уроками они все высыпали шумной ватагой в огород.

- А тоненькая какая, ровно червяк, - вставила свое слово худенькая робкая Анюта.

- Червяк и есть. А уж и злющая, по всему видать, - заключил кто-то из старших мальчиков.

- Тише вы, глупые, не услыхала бы - беда будет... Ишь у нее глаза-то злые какие, - предупредительно зашептала высокая, круглолицая Груня, дочь деревенского псаломщика.

- За уши отдерет, - испуганно бросила Анютка.

- За уши што, тятьке пожалится - хуже будет! - наставительно заметил Антипка, и вся веселая свободная от классных занятий ватага разом притихла, искоса поглядывая на дверь школы, откуда должна была явиться строгая учительница.