Южаночка Повесть для детей Лидия Чарская
Глава XV. Добрая волшебница
Ненастный сумрачный день. С утра валит хлопьями снег и все небо обложено снежной серой пеленой. И праздник не в праздник, кажется, сегодня. Дежурившая в этот день Анна Васильевна зябко кутается в теплый вязанный платок. Ее настроение тоже очевидно соответствует погоде. Утром институток водили в церковь. Батюшка, еще молодой, симпатичный священник из академиков, прочел проповедь о том, что люди должны любить друг друга поддерживать друг друга в горе и несчастье, стоять друг за друга горой...
Гаврик и Ина молча переглянулись.
-- Не то что Фальк! Она всех ненавидит! -- прошептала первая из девочек.
-- Где она -- Фальк? Отчего ее нет в церкви? -- тем же шепотом осведомилась Ина.
-- Она лютеранка. Они с Милькой поехали в свою церковь молиться, -- поспешила пояснить Южаночке Даня Верховская, ее соседка с левой стороны.
И, помолчав немного, проговорила еще тише, но с таким радостно торжествующим выражением в лице, которого у нее до сих пор еще не замечали подруги.
-- Слушай, Южаночка! Слушай Гаврик! Что батюшка говорит... Поняли? А? Надо положить душу "за други своя"... Ну, вот я и придумала сейчас, как мне за вас обеих сегодня душу положить...
-- Вы обе наказаны Милькой и ты Южаночка, и ты Гаврик... Вот и я накажу себя заодно с вами... Страдаете вы, пострадаю и я. Ей-Богу же, мне это будет и сладко и приятно! И горе и радость пополам! Я тоже не пойду сегодня в прием к маме, уж терпеть и страдать, так уж всем вместе! -- неожиданно заключила милая девочка и, опустившись на колени, стала усердно отбивать земные поклоны, касаясь паркета своим белокурым вихром.
После службы институткам дали "парадный обед": кулебяку с рисом, тетерку с вареньем и кондитерские пирожные, все это полагалось девочкам по воскресным дням.
За обедом Южаночка, однако, не притронулась ни к одному блюду. Даже любимое ею пирожное не произвело на девочку никакого впечатления на этот раз. С грустным личиком и потускневшими глазами она поднималась по лестнице с одной и той же печальной думой, неотвязно преследовавшей ее за последние сутки, и не оставлявшей ее ни на миг.
Сейчас зазвенит колокольчик, возвещающий начало приема... Сейчас по лестнице поднимутся родственники посетители в залу... Сейчас побегут туда веселые, радостные девочки на свиданье к родным, а она... она... она не увидит своего дедушки...
-- Южаночка!
Ее наказала Бранд. Наказала самым чувствительным для нее образом... Что-то мучительно стискивало сердце Южаночки, что-то подступало ей к горлу и щекотало его. Что-то затемняло глаза, мешая смотреть. О, если бы она умела плакать!..
Она едва добрела до класса, опустилась на скамейку и, подняв крышку своего пюпитра, юркнула в него курчавой головой.
-- Ина! Южаночка! Палтенок! Ты кажется собралась реветь? -- И вторая голова, но уже не кудрявая, а стриженая, круглая как шарик скрылась под Ининым пюпитром.
-- Нет, я не реву, Гаврик! -- послышался голос из глубины ящика или "тируара", как они назывались на институтском языке, -- но если б только ты знала, Гаврюша, милая, как мне тяжело и больно! -- и большие черные глаза, обычно искрящиеся весельем и задором, а теперь грустные, грустные глаза, выглянули из под крышки пюпитра.
-- Знаешь Инок, горю грустью не поможешь! Вон и Даня тоже думает! Наша добровольная мученица Даня! Давайте же облегчим себе нашу пытку. Давайте в крестики играть или в перышки. Во что хочешь? -- стараясь быть веселой и развязной, утешала Гаврик свою притихшую подружку.
-- Нет, я лучше принесу бирюльки... У Маши Ланской бирюльки есть... Маша одолжи нам твои бирюльки на этот час только! -- особенно оживленно, с преувеличенной веселостью засуетилась Даня и подпрыгивая на одной ножке помчалась добывать игрушку.
Как раз в эту минуту зазвенел дробным звуком колокольчик. Болезненно отозвался этот звук в сердце Ины. Это был звонок, призывающий к приему.
-- Сейчас. Сейчас придет дедушка! Дежурная вызовет меня, а я не выйду к нему, не выйду! Боже мой! Господи! Что он только подумает обо мне, Милый!
И опять клонилась долу черненькая головка и опять уныло и печально смотрели грустные, туманные глаза.
-- Вот бирюльки принесла. Сейчас играть будем. Да не кукситесь вы пожалуйста Гаврик... Ина.. Не могу же я одна веселиться за всех троих, -- послышался тот же преувеличенно веселый голос Дани.
-- Нет, нет мы ничего! -- в один голос отвечали ей обе девочки.
Игра началась. Но нечего и говорить, что она не принесла ни малейшей радости играющим. Руки дрожали, глаза то и дело обращались к дверям, в которых от времени до времени показывалась дежурившая на приеме "шестушка" прибегавшая вызывать к посетителям ту или другую из седьмых.
Сердце Южаночки то болезненно билось, то сжималось с чувством почти физической остроты.
-- Сейчас! Сейчас! Сейчас шестушка прибежит за мной... Непременно сейчас! -- томилась Южаночка и даже капельки пота выступили на ее похолодевшем лбу.
И точно в подтверждение этих мыслей широко распахнулась классная дверь и звонкий детский голос дежурной шестой, весело крикнул с порога:
-- Новенькая! Палтова! К вам пришли. Ступайте в прием!
Ина вскочила... Лицо ее вспыхнуло... Глаза заискрились. Она весь мир, казалось, забыла в эту минуту.
-- Дедушка! Дедушка! -- вырвалось из ее рта и вдруг она бессильно опустилась, как подкошенная, обратно на скамейку.
-- Наказана! Она -- наказана! Ей нельзя идти к дедушке! Ее не пустят к нему!
-- Только не плачь! Только не плачь! -- услышала она в тот же миг трепетный голос Дани у своего уха. -- Фальк, как филин глаза выпучила на нас... глядит... Не надо давать торжествовать этой дряни.
-- Да! Да! Не надо давать ей торжествовать. Не надо! -- точно во сне повторяла Южаночка, а глаза ее взглядом затравленного зверька смотрели в лицо подруги, ничего не понимая в этот миг.
-- Палтова! -- неожиданно услышала она голос классной дамы, сидевшей на кафедре и о чем-то тихо совещавшейся с Дусей-Надин.
-- Поди сюда, Палтова, мне надо сказать тебе два слова...
Точно автомат, машинальным движением, Ина поднялась со своего места и очутилась перед госпожой Вощининой. Глаза Анны Васильевны несколько секунд внимательно всматривались в хорошенькое личико представшей перед ней девочки.
Потом, она проговорила, обращаясь к ней.
-- Фрейлейн Бранд, сдавая мне вчера вечером дежурство, просила меня лишить тебя свидания с родными на сегодняшний день. Тебя и Гаврик, не объясняя мне однако причины. Очевидно, фрейлен не успела за недостатком времени сделать это. Прошу тебя чистосердечно рассказать все, в чем ты и Гаврик провинились перед фрейлейн Бранд.
Голос Анны Васильевны звучал строго. Глаза глядели пытливо, не спуская их с лица девочки. А бедная Южаночка чувствовала себя такой несчастной в эту минуту... Ей придется сейчас приносить здесь чистосердечную исповедь в то время, как там, в большой приемной зале ждет дедушка, ее милый, дорогой, дедушка и должно быть волнуется за нее!
И опять непрошенный спазм сжал горло Ины, точно железными тисками, а сердце усиленным темпом забилось в груди. Она хотела говорить и не могла произнести ни слова, только глаза ее, расширенные тоской, смотрели, как зачарованные в самое лицо классной дамы. А минуты бежали одна за другой и уходили в вечность, чтобы никогда не возвращаться обратно. Печальные и вместе с тем драгоценные минуты... Дедушка ждал ее там, в приемной, ее милый, дорогой старичок! Южаночке искренно хотелось провалиться куда-нибудь сквозь землю в это время. Ведь все равно язык не слушался ее, губы беззвучно двигались, не произнося ни звука, слова не шли из горла. И вот послышался легкий шелест камлотового платья и высокая тонкая девочка с двумя толстыми косичками за спиной, с лицом умным и открытым, подошла к кафедре.
-- Анна Васильевна, я расскажу вам все, как было дело, -- проговорила Маша Ланская и слово за словом она передала наставнице все о злополучной истории, о башмаках.
И Анна Висильевна и Дуся внимательно слушали самую исполнительную, серьезную и правдивую девочку класса, чистосердечно рассказавшую им все, не исключая и поступка Фальк.
Когда Маша закончила свою повесть, госпожа Вощинина протянула руку к лицу Южаночки, приподняла это лицо ладонью за подбородок и глядя в черные, по-прежнему тоскливо расширенные глаза, произнесла тихонько:
-- Не надо, надеюсь, тебе говорить, девочка, что вчерашний твой поступок заслуживает строгого наказания, но принимая во внимание твои первые шаги в нашем учебном заведении, непривычную для тебя обстановку и думая, что ты теперь никогда уже не повторишь подобных шалостей, я прощаю тебя. И тебя и Гаврик тоже. Вы можете идти на свидание с родными... Я сама буду отвечать за мою самовольность перед фрейлейн Бранд завтра. Ступайте обе.
-- Вы прощены... Я прощаю вас! -- запело на десятки сладчайших мелодий в ушах Ины. -- Вы прощены! Можете идти на свидание к вашим родным! -- звенело и переливалось соловьиной трелью во всем ее ликующем существе.
Ина взвизгнула от радости, запрыгала на месте... Захлопала в ладоши... И, вдруг с размаху кинулась к Анне Васильевне и в один миг осыпала градом горячих поцелуев, ее шею, лицо и руки. Потом также стремительно подскочила к Ланской, чуть не задушила в объятиях последнюю и на ходу крикнув Гаврику:
-- Нас простила добрая волшебница! -- выскочила в коридор.