Динка Часть 3 Глава 20 Карающая рука — Валентина Осеева
На другой день Динка встала вялая, убитая… Когда мать и сестры ушли, Леня усадил ее за стол и, отодвинув подальше ее любимую горчицу, густо намазал хлеб маслом, положил сверху ломтик колбасы.
– На, съешь… А то ходишь по городу не евши. Гляди, уж серая, как земля, стала.
Динка молча откусила хлеб, положила в рот ломтик колбасы, но жевать не стала.
– Ты что это? – спросил Леня.
Динка покачала головой и, держа во рту колбасу, пошла в кухню. Оттуда послышался крик Маруси:
– Дывысь, яка фуфыра! Колбасу с рота выкидае… Ось я матери скажу. Заелась, чи що?
Динке сразу вспомнились раскосые глаза и злой голос: «Сытая морда…»
Она глубоко вздохнула и, не допив чай, поплелась в свою комнату, но Леня взял ее за руку.
– Макака, – ласково сказал он. – Ты уже совсем забыла меня… Вроде чужой я тебе стал…
– Ты все с Васей… И с мамой теперь дружишь, все ей говоришь…
– Ну а как же мне, Макака… Ведь она для меня, как родная мать… Что тебе, то и мне… А Вася учит меня… Вот как уж попаду я в гимназию, тогда опять целые дни вместе будем, – торопливо уверял Леня.
Динка безнадежно махнула рукой.
– Ну, пошли в мою комнату, поговорим… Помнишь, как на утесе, бывало… И поговорим, и посмеемся, – заглядывая ей в глаза и пытаясь понять, что с ней, говорил Леня.
Динка молча вошла в комнату, тяжело вскарабкалась на подоконник и, стиснув на коленях руки, сказала:
– Я скоро умру, Лень…
– Тьфу ты! – побледнел Ленька. – Какие страшные слова говоришь… Да я от одних этих слов не то что умру, а прямо на твоих глазах скончаюсь! С чего это тебе в голову такая чушь лезет?
– Это не чушь… У меня уже сердце разорвалось. Вот как у некоторых бывает ухо разорванное и кровь на нем запеклась, так и у меня… Я все равно, Лень, уже не могу жить, – тоскливо протянула Динка, глядя перед собой сухими тусклыми глазами.
– Макака! Да ты хоть мне-то правду скажи… Ты ведь вчера все утро где-то бегала, может, в какую западню попала. Ведь если ты не велишь, я даже матери не скажу! – отчаянно взмолился испуганный мальчик.
– Я, Лень, знаешь что тебя попрошу… Когда ты уж совсем вырастешь, тогда отомсти всем торговкам, у которых сало, и потом…
Динка припомнила, как лавочник из соседней лавки вытолкал в спину старика, который просил у него в долг осьмушку чая… Она загнула пальцы:
– Торговок… Потом лавочников… Ты, Лень, записывай себе, кто кого обижает.
Динка вдруг оживилась и незаметно для себя рассказала всю сцену с нищими, которую она видела на базаре, потом рассказала про мальчика с разорванным ухом и про кусок сала, который она прятала в своем подоле.
– Этот мальчик сказал еще, что у меня сытая морда, – неожиданно всхлипнула Динка. – А по-настоящему это у той торговки… сытая… морда…
– У ней! У ней! Это он про нее и сказал! А у тебя какая же морда? Обыкновенное лицо! Ты об этом брось и думать. А этих торговок мы, как вырастем, то сразу… каюк! С салом – без сала… – яростно жестикулируя, заверил Ленька.
– И лавочника… И вообще всех подлых людей… – подсказывала Динка.
– Всех, всех! Об этом и говорить нечего! Мы с ними разберемся! А сейчас ты вот что… Как заметишь за кем какую подлость, так и запиши себе, ладно? И не плачь, не надрывай себе сердце, а – р-раз! И запиши! Вот, к примеру, как.
Ленька вырвал из тетрадки лист и, подумав, написал на нем большими буквами:
КАРАЮЩАЯ РУКА
– Вот, – сказал он, передавая этот лист Динке. – Тут ниже ты и записывай! Вот садись к столу и запиши: «Торговка… Лавочник…» Только список свой ты до времени держи в тайне. Поняла? – подняв вверх палец, торжественно внушал Леня.
Динка быстро-быстро закивала головой.
– А с нищими как, Лень? Вот если будет революция, то как они?
– А какие же нищие? Откуда они возьмутся после? Каждый будет работать. А если которые дети-сироты, так этих рабочие накормят, соберут куда-нибудь в одно место. А как же иначе?
– Конечно. Как же иначе? А помнишь, Лень, как ты мне обещал, что, когда вырастешь, построишь такой большой-большой дом для сирот, помнишь?
– Я все помню. Мне бы только вот выучиться. – Леня кивнул на стол, заваленный книгами. – Человеком стать!
Взяв со стола листок, Динка, уже совершенно успокоенная, сказала:
– У меня даже зажило сердце. Ты не бойся, Лень! Я еще поживу!
– Конечно, поживи, – согласился Ленька. – А кто тебе досадит, того я либо сразу вздую, либо уж после… «карающая рука» сама с ним расправится.