Из записок дяди Вани — Рассказ Андреевской Варвары

До четырнадцати лѣтняго возраста меня воспитывали дома; я былъ единственный сынъ покойной моей матери, которая потерявъ мужа, (т. е. моего отца) убитаго въ 1878 году, во время послѣдней турецкой войны -- сосредоточила на мнѣ одномъ, всю свою любовь и привязанность; она не допускала мысли о разлукѣ со мною, не отдавала учиться ни куда, къ намъ ходили учителя и преподаватели по разнымъ предметамъ, я ежегодно держалъ переходные экзамены изъ класса въ классъ, слѣдя такимъ образомъ за общимъ курсомъ гимназіи и находясь дома. Въ концѣ концовъ однако, это положеніе стало тяготить меня.
"Вѣчно пришпиленъ къ женской юбкѣ... поддразнивали меня товарищи... И я по своему легкомыслію, въ душѣ -- съ ними вполнѣ соглашался, но какъ юноша благовоспитанный, громко этого ни кому никогда не высказывалъ. Но вотъ надо мною разразилась бѣда.-- Я лишился матери... Похоронивъ ее, сталъ просить моего опекуна непомѣщать меня ни въ какое учебное заведеніе, и сознавшись чистосердечно, что до сихъ поръ проходилъ курсъ гимназіи только для того чтобы не огорчить мать,-- въ глубинѣ души давно рѣшилъ, при первой возможности все это бросить и поступить въ юнги на какое нибудь иностранное судно, чтобы совершить кругосвѣтное плаваніе.
-- Начитался Майнъ-Рида -- насмѣшливо отозвался опекунъ.
-- Да, вы правы; я имъ зачитывался; это была моя единственная отрада; разрѣшите же мнѣ привести задуманный планъ въ исполненіе -- умоляю васъ!
Опекунъ, сначала пробовалъ меня отговаривать, употреблялъ все свое краснорѣчіе, доказывалъ совершенно логично, что въ моемъ возрастѣ прежде всего надо думать объ образованіи, что наконецъ, ежели я уже такъ стремлюсь въ море, то могу поступить кадетомъ въ морской корпусъ, кончить, тамъ курсъ, и въ качествѣ офицера-моряка, отправиться въ плаваніе.
-- Не могу не согласиться съ вами; вы совершенно правы, отозвался я -- но подумайте, поступивъ только теперь въ морской корпусъ, когда еще, черезъ сколько лѣтъ, пойду въ плаваніе? А мнѣ этого хочется сейчасъ, сію минуту... Я не могу думать ни о чемъ иномъ... Я не успокоюсь пока не достигну желаемаго...
Долго бесѣдовали мы, много чего было сказано, много другъ другу доказывали, и наконецъ въ одинъ прекрасный день, на общемъ совѣтѣ положили: что опекунъ даетъ мнѣ годъ, даже два, на исполненіе "оригинальной фантазіи" (какъ онъ выразился) а за тѣмъ я, въ свою очередь, даю ему честное слово поступить въ какое бы то ни было учебное заведеніе, заняться серіезно науками и избрать подходящую карьеру, съ тѣмъ чтобы больше уже не мѣнять ее.
Сказано сдѣлано: не теряя времени, такъ какъ срокъ у насъ считался съ минуты договора, я -- въ недѣлю приготовился къ отъѣзду, отправился прямо за границу и поступивъ юнгой на одинъ изъ англійскихъ кораблей -- восторженный, счастливый, полный надеждъ, и жаждущій какъ можно больше приключеній; по прошествіи извѣстнаго срока, очутился наконецъ въ атлантическомъ Океанѣ. Обхожу молчаніемъ все что было до тѣхъ поръ, потому что особенно интереснаго ничего не случилось. Новыя мѣста, новые люди: новое общество конечно интересовало меня, но обо всемъ этомъ, такъ много уже писано что едва ли повтореніе можетъ заинтересовать кого бы то ни было; и такъ иду прямо къ дѣлу: судно на которомъ я находился, называлось "Тритонъ". Это было очень большое, прекрасно вооруженное судно; шли мы на немъ замѣчательно быстро, и по прошествіи, какъ мнѣ показалось, самаго непродолжительнаго времени приблизились къ Малымъ Антильскимъ островамъ. До сихъ поръ все было хорошо и благополучно, но затѣмъ вдругъ большинство людей изъ нашего экипажа стало болѣть лихорадкой.
Капитанъ корабля, какъ человѣкъ опытный, не разъ уже бывшій въ плаваніи, зналъ во-первыхъ то -- что лихорадка эта опасна и прилипчива, а во-вторыхъ что покуда судно будетъ находиться между тропиками, число больныхъ на немъ непремѣнно увеличится, а потому приказалъ немедленно спустить въ море ботъ, перенести туда, больныхъ матросовъ, и подъ командой боцмана, сейчасъ же доставить на ближайшій островъ Доминико.
-- Если ты случайно повстрѣчаешь въ гавани человѣкъ двухъ, трехъ рослыхъ видныхъ матросовъ, предложи имъ поступить къ намъ, за хорошее вознагражденіе на мѣсто тѣхъ, которые больны... Крикнулъ капитанъ боцману, когда ботъ уже отчаливалъ.
Боцманъ, въ знакъ согласія, кивнулъ головой, и вернувшись къ вечеру обратно на корабль, дѣйствительно привезъ съ собою трехъ человѣкъ испанцевъ, изъявившихъ желаніе поступить къ намъ на службу, въ качествѣ матросовъ.
Ихъ темныя, загорѣлыя лица, и какая то странная, подобострастная манера, внушала мало довѣрія. Когда съ ними говорили они избѣгали смотрѣть въ глаза прямо, а всегда какъ то выглядывали изподлобья. Движеніи ихъ отличались торопливостью, и въ то же время вкрадчивостью, напоминающею движеніе дикой кошки, которая подстерегаетъ добычу, чтобы напасть на нее врасплохъ; ко все это не мѣшало имъ такъ хорошо исполнять всякую заданную работу, и такъ почтительно относиться къ старшимъ, что мы скоро привыкли къ нимъ, и даже полюбили ихъ.
Прошло нѣсколько дней, впродолженіи которыхъ не случилось ничего особеннаго, мнѣ даже нечего было записывать въ мой дневникъ, но я тѣмъ не менѣе не скучалъ, и стараясь присматриваться ко всему окружающему, изучалъ все что только было возможно.
Однажды въ полдень, когда я сидѣлъ на палубѣ и любовался моремъ, которое въ этотъ день отличалось особенно красивымъ оттѣнкомъ,-- ко мнѣ быстрыми шагами подошелъ капитанъ корабля и проговорилъ взволнованнымъ голосомъ:
-- Вдали показалось какое то судно, только я не могу различить, подъ какимъ оно флагомъ; влѣзте пожалуйста на мачту, и посмотрите въ подзорную трубу; Вы какъ человѣкъ молодой, обладаете лучшимъ зрѣніемъ.
-- Сію секунду, отозвался я, и захвативъ подзорную трубу, мгновенно полѣзъ на мачту.
-- Ну что? торопливо спросилъ капитанъ, какъ только я добрался до верхушки, и вооружился подзорной трубой.
-- Это бригъ, пояснилъ я ему взглядѣвшись внимательно; повидимому онъ идетъ значительно скорѣе нашего судна; но странно -- увидавъ насъ не выкидываетъ никакого флага.
-- По какому направленію оно идетъ?
-- Такъ же какъ и мы -- къ юго-западу.
Хорошо, благодарю васъ слѣзайте -- сказалъ капитанъ, и отдалъ приказаніе убавить ходъ, чтобы дать возможность этому неизвѣстному судну, скорѣе догнать насъ, но къ нашему общему удивленію, неизвѣстное судно толю убавило ходъ, хотя и не измѣнило своего направленія.
-- Знаете что, обратился тогда капитанъ къ старшему боцману я почти убѣжденъ что это судно -- пиратовъ.
-- Что вы? Неужели! воскликнулъ боцманъ и лицо его покрылось блѣдностью.
-- Пиратовъ, т. е. морскихъ разбойниковъ...-- невольно сорвалось у меня съ языка.
-- Да, это они,-- продолжалъ капитанъ,-- намъ остается одно -- спастись отъ нихъ бѣгствомъ; слѣдуетъ моментально прибавить ходъ, распустить паруса, и сдѣлать возможное усиліе избѣжать съ ними встрѣчи; не забудьте, что все наше вооруженіе состоитъ только изъ двухъ старыхъ пушекъ и какой-нибудь дюжины ружьевъ; если пираты догонятъ насъ, да взберутся къ намъ на палубу, то мы живьемъ попадемъ къ нимъ въ руки и весь нашъ грузъ тоже станетъ ихъ собственностью.
Приказаніе капитана, распустить всѣ паруса и прибавить ходъ, было немедленно исполнено; на палубѣ поднялась суматоха. Мы пошли впередъ полнымъ ходомъ, но непріятель тоже не дремалъ; нѣсколько времени спустя, его судно догнало насъ на столько близко, что мы чуть не столкнулись бортами.
-- Намъ, кажется, угрожаетъ опасность?-- нерѣшительно спросилъ я тогда капитана.
-- Ничего, Богъ милостивъ, не надо только падать духомъ,-- отозвался капитанъ, и обратившись къ окружающимъ, добавилъ: выходите на палубу кто можетъ, не исключая и невооруженную прислугу; чѣмъ больше будетъ народу, и чѣмъ сильнѣе начнется кутерьма, тѣмъ скорѣе наведемъ мы на непріятеля страхъ; онъ невольно подумаетъ, что насъ гораздо больше, чѣмъ есть на самомъ дѣлѣ и не рѣшится вступить въ бой.
Предположеніе капитана оправдалось -- маневръ удался; среди вооруженной ружьями команды, шмыгало почти такое же количество людей или вовсе не вооруженныхъ, или -- для отвода глазъ, захватившихъ старыя, ломаныя винтовки. Всѣ они съ озабоченными лицами ходили взадъ и впередъ; нѣкоторые -- направлялись къ пушкамъ, какъ бы приготовляясь заряжать ихъ... Непріятель сталъ понемногу отступать, и повернувъ обратно, скоро скрылся изъ виду. Мы вздохнули свободнѣе, и долго болтали обо всемъ случившимся. Шуткамъ, остротамъ не было конца... Чего, чего только не придумывали, лишь бы посмѣшить товарищей и самимъ посмѣяться. Въ полночь я смѣнился съ дежурства, и пользуясь правомъ отдохнуть на своей койкѣ, съ удовольствіемъ отправился спать. Ночь выдалась темная; кругомъ, какъ говорится, ни эти не было видно, небо заволоклось густыми, свинцовыми тучами, но я не обращая ни на что вниманія сейчасъ же заснулъ крѣпкимъ, богатырскимъ сномъ. Спать, однако, мнѣ пришлось не долго; часа, полтора спустя, меня разбудилъ какой-то непонятный шумъ; я вскочилъ какъ ужаленный и сталъ прислушиваться.
Страшные, отчаянные крики о помощи, стоны, возгласы, шаги людей, ходившихъ по палубѣ корабля,-- все это сливалось въ одинъ общій гулъ. Отворивъ поспѣшно дверь каюты, я выбѣжалъ въ трюмъ, откуда лѣстница вела на палубу и на первой же ступени столкнулся съ какимъ-то человѣкомъ, который моля о помощи, нѣсколько секундъ спустя, какъ снопъ рухнулся на полъ къ моимъ ногамъ. Въ темнотѣ нельзя было ни, чего разглядѣть, я чиркнулъ спичку, и каково было мое удивленіе и ужасъ, когда я узналъ въ этомъ человѣкѣ, нашего капитана.
-- Что случилось?-- крикнулъ я во все горло, и какъ сумашедшій выскочилъ на палубу, но не успѣлъ сдѣлать двухъ шаговъ, какъ почувствовалъ, что кто-то хватилъ меня по головѣ прикладомъ; по счастью я не потерялъ сознанія, и схвативъ обѣими руками моего противника за гордо, пытался задушить его; онъ дѣлалъ усилія вырваться отъ меня, бросилъ ружье, вытянулъ изъ-за пояса длинный ножъ, и размахивая имъ въ воздухѣ, посылалъ мнѣ тысячу проклятій... Тогда я узналъ по голосу, что это былъ одинъ изъ вновь поступившихъ къ намъ на службу испанцевъ.
-- Каналья... Измѣнникъ!-- Крикнулъ я въ отвѣтъ, продолжая сдавливать ему горло, но затѣмъ самъ лишился чувства, вѣроятно вслѣдствіе потери крови послѣ полученнаго удара по головѣ, и тоже повалился на полъ.
-- Готовъ!-- со злорадною улыбкой прошипѣлъ испанецъ.-- Онъ считалъ меня мертвымъ, и сначала пихнулъ ногой съ лѣстницы въ каюту, а потомъ подобралъ свое оружіе, и какъ ни въ чемъ не бывало, вернулся на палубу.
Сосчитавъ собственной спиной реѣ ступеньки лѣстницы, и очутившись въ каютѣ -- я, однако, довольно быстро пришелъ въ себя, досталъ изъ кармана носовой платокъ, устроилъ самъ себѣ перевязку на больное мѣсто, раздѣлся, легъ въ койку, и судорожно сжимая въ рукѣ револьверъ, рѣшилъ мысленно защищаться до послѣдней капли крови, противъ кого бы то ни было, задумавшаго сдѣлать на меня внезапное нападеніе... О снѣ конечно не было и помину, да собственно говоря, я и легъ-то только для того, чтобы облегчить головную боль, и ни на минуту не переставалъ наблюдать и прислушиваться, что дѣлалось на палубѣ, какъ вдругъ мнѣ показалось, что наше судно, словно стало на якорь, и дѣлая масса людей заходила по палубѣ. Продолжать лежать дольше было не мыслимо, я не вытерпѣлъ, и тихонько, крадучись какъ воръ, осторожно поднялся на-верхъ, гдѣ моимъ глазамъ представилась слѣдующая картина: палуба была освѣщена факелами, почти всѣ наши матросы лежали на полу съ перерѣзанными горлами и раскроенными черепами, а тѣ которые остались живы, были связаны веревками по рукамъ и по ногамъ; только три испанца оставались цѣлы и невредимы. Они гордо закинули головы и, расхаживая вмѣстѣ съ ворвавшимися къ намъ пиратами, презрѣнно отталкивали ногами окровавленные трупы, сжимали въ рукахъ остроконечные ножи, и радостно привѣтствовали, перебравшихся на наше судно, очевидно -- старыхъ друзей, пиратовъ.
Сообразивъ сразу въ чемъ дѣло, я хотѣлъ спрятаться въ каюту, но одинъ изъ испанцевъ, замѣтивъ мое намѣреніе, сдѣлалъ знакъ товарищамъ, и они моментально набросились на меня, связали, и въ такомъ безпомощномъ состояніи оставили на палубѣ, гдѣ находились мои несчастные товарищи, отъ которыхъ я узналъ о совершившихся ночью событіяхъ: оказалось наши три -- раньше всегда покорные, услужливые испанца -- давно уже состояли въ заговоръ съ пиратами, и еще тогда, когда послѣдніе вспугнутые ловкимъ маневромъ нашего капитана, устрашились мнимаго количества у насъ вооруженныхъ людей, и предполагали удалиться -- они (т. е. испанцы) незамѣтными знаками разъяснили имъ истину, совѣтуя отойти назадъ только для отвода глазъ, а затѣмъ, когда большая часть нашей команды, не подозрѣвая измѣны, разошлась по каютамъ -- предали насъ, самымъ коварнымъ образомъ. Когда первый эшелонъ пиратовъ, тайкомъ пробрался на нашу палубу, то между ними и тою ничтожною горсточкою нашихъ матросовъ, которая въ данное время стояла на ночномъ дежурствѣ -- завязался отчаянный бой. Капитанъ палъ одной изъ первыхъ жертвъ, а за нимъ были перерѣзаны и матросы.
Темнота ночи мѣшала нашимъ, видѣть подкрадывающихся пиратовъ, и такъ какъ послѣднихъ оказалось значительно больше, то побѣда конечно осталась за ними; стоны раненыхъ, и слабые крики взывающихъ о помощи, скоро однако, разбудили остальную команду, быстро повскакавшую съ коекъ, и явившуюся на палубу, но едва успѣли они схватиться за ружья, какъ ихъ постигла та же участь, что капитана; изо всего экипажа въ живыхъ осталось только двое матросовъ -- Генрихъ и Францъ, вѣроятно, благодаря тому, что они -- такъ же какъ и я -- успѣли спрятаться.
Не рѣшаясь вступить не только въ бой, а даже въ разговоръ съ пиратами, мои двое товарищей просили разрѣшенія удалиться въ каюты, на что пираты въ отвѣтъ, со злорадною улыбкой, приказали надѣть на насъ оковы и оставить на палубѣ.
На слѣдующій день, рано утромъ, тотчасъ, послѣ восхода солнца, по распоряженію пиратовъ, оковы съ насъ были сняты, вслѣдъ за тѣмъ мы получили приказаніе хорошенько отмыть окровавленныя мѣста палубы и перекидать тѣла мертвыхъ товарищей въ море; что же касается самихъ пиратовъ, то они этимъ временемъ, какъ хищные волки, рыскали по всѣмъ закоулкамъ судна, заглянули въ каюты, въ трюмъ, и всѣ найденныя драгоцѣнности забрали себѣ; въ тотъ же день, по распоряженію старшаго пирата, изъ числа ихъ команды, на наше судно были переведены -- рулевой, боцманъ и извѣстное количество матросовъ. Къ вечеру нашъ "Тритонъ", сопровождаемый разбойничьимъ судномъ причалилъ къ маленькому островку; на спущенныхъ съ судна двухъ спасательныхъ лодкахъ; пираты поспѣшили высадиться, вмѣстѣ съ ними, съ ихъ позволенія, высадились и мы, при чемъ на насъ опять надѣли кандалы.
Островъ оказался совсѣмъ необитаемымъ и, очевидно, служилъ мѣстомъ склада награбленныхъ съ торговыхъ кораблей богатствъ; высокіе, крутые берега его были покрыты скалами и утесами, а между ними виднѣлась большая пещера, которая должна была намъ служить убѣжищемъ.
Пока пираты разводили огонь, жарили мясо, и угощались виномъ, мы получили разрѣшеніе осмотрѣть островъ; кандалы съ насъ конечно сняли. Очутившись на свободѣ, двое моихъ товарищей -- матросовъ, первымъ дѣломъ побѣжали разыскивать лодки, на которыхъ мы сюда приплыли, а я не переставалъ ломать голову надъ тѣмъ, какъ бы ухитриться убѣжать; это слово у насъ троихъ не сходило съ языка.
-- Да, не дурно было бы воспользоваться тѣми двумя лодками, которыя стоятъ у берега!-- Сказалъ я въ заключеніе.
-- О, понятно,-- согласились мои товарищи,-- только бы выбраться въ открытое море, а тамъ уже намъ не страшны ни какіе пираты.
Разсуждая подобнымъ образомъ, мы направились къ берегу но, очевидно, задуманному нами плану не суждено было осуществиться; пираты должно быть догадались и выслали на встрѣчу одного изъ своихъ матросовъ, который въ довольно грубой формѣ предложилъ намъ вернуться назадъ. Дѣлать было нечего, волей не волей пришлось покориться...
Тогда, скуки ради мы вошли въ пещеру и съ большимъ вниманіемъ, принялись разглядывать все, что тамъ находилось.
-- Вы только посмотрите, какія здѣсь драгоцѣнныя вещи!-- замѣтилъ одинъ изъ моихъ товарищей, и приподнявъ крышку не запертаго на ключь сундука, показалъ намъ такое громадное количество самыхъ разнообразныхъ цѣнныхъ предметовъ, что глядя на нихъ, у меня даже глаза разбѣжались... Чего, чего только тамъ не было -- и мѣха, и роскошныя платья, и всевозможныя оружія, и деньги въ видѣ золотыхъ и серебряныхъ монетъ различной стоимости.
Все это лежало въ безпорядкѣ, тутъ же, рядами стояли боченки съ винами и съ порохомъ.
-- Какая счастливая мысль пришла мнѣ въ голову,-- воскликнулъ я, ударивъ себя указательнымъ пальцемъ по лбу.
-- А именно? спросили они въ одинъ голосъ.
-- Не захватить ли намъ боченокъ съ порохомъ, чтобы -- подкравшись къ костру, вокругъ котораго въ настоящую минуту сидятъ наши противники -- швырнуть его въ огонь. Они такъ увлечены ужиномъ, выпивкой и разговоромъ, что навѣрное не замѣтятъ ничего, а картина вышла бы прекрасная -- пифъ!.. пафъ!.. пуфъ!.. И всѣ они летятъ на воздухъ, остаются только два человѣка поставленные у берега, но такъ какъ насъ самихъ трое -- то они намъ не страшны -- не правда ли?
-- Мысль не дурная,-- отозвался Генрихъ,-- но едва ли удастся осуществить ее?
-- Почему?
-- Пираты вовсе не такъ просты какъ ты думаешь: ихъ не проведешь. Повѣрь, они во время замѣтятъ тебя, и тогда только держитесь, расправятся по своему.
-- Нѣтъ, мнѣ, кажется, что головы ихъ въ данную минуту достаточно отуманены винными парами, и провести ихъ ничего не стоитъ,-- отозвался Францъ,-- попробовать во всякомъ случаѣ можно.
-- Конечно!-- подхватилъ я съ восторгомъ,-- и не желая откладывать дѣла въ долгій ящикъ, моментально взвалилъ себѣ на плечи одинъ изъ боченковъ съ порохомъ, и пустился бѣяіать по направленію къ костру.
-- А мы на всякій случай захватимъ съ собою оружіе и будемъ издали слѣдить за тобой, чтобы по мѣрѣ надобности оказать помощь. Обѣщали мои товарищи. Я поблагодарилъ ихъ и быстро зашагалъ впередъ.
Менѣе чѣмъ черезъ пять минутъ я уже очутился почти около самого костра, оставалось только приподнять боченокъ и ловкимъ движеніемъ бросить въ огонь, но тутъ вдругъ предо мною, откуда ни возьмись, точно изъ земли выросъ пиратъ-сторожъ, который безцеремонно схватилъ меня за руку, и спросилъ: что мнѣ надобно.
Я не растерялся и отвѣчалъ ему самымъ спокойнымъ голосомъ, что принесъ пиратамъ случайно найденное въ пещерѣ вино. Сторожъ повѣрилъ и пропустилъ меня дальше; я уже заранѣе торжествовалъ, что замыслъ мой удастся,-- но, за тѣмъ -- увы! на дѣлѣ вышло иначе... Не успѣлъ я опомниться, какъ тотъ же самый сторожъ-пиратъ, съ такой силой ударилъ меня кулакомъ по лицу, что я чуть не повалился.
-- Дуракъ!-- крикнулъ онъ во все горло,-- Вотъ надѣлалъ бы бѣды! Развѣ не видишь черный крестъ на верху боченка? Развѣ не знаешь, что это означаетъ не вино, а порохъ... Вотъ дуракъ-то набитый... такихъ дураковъ надо днемъ съ огнемъ поискать, да и то не скоро найдешь!
Послѣ подобнаго комплимента, мнѣ ничего не оставалось, какъ по добру по здорову убраться вонъ; старикъ же тѣмъ временемъ поспѣшно поднялъ упавшій на траву боченокъ, и ногою откатилъ въ сторону.
-- Счастливо отдѣлался?-- шепнули мнѣ мои товарищи, когда я снова къ нимъ вернулся.
-- Да, вы были правы,-- провести пиратовъ мудрено,-- согласился я,-- еще слава Богу, что они приняли меня за дурака, желавшаго оказать имъ услугу, и не догадались, въ чемъ состоитъ суть дѣла... Только ужъ очень больно сторожъ-то меня ударилъ.
-- Стой! Это, что такое?-- перебилъ Генрихъ,-- указывая пальцемъ по направленію къ морю.
Мы обернулись, и ясно увидѣли, какъ съ борта "Тритона", три человѣка нашихъ матросовъ, прыгнули въ спущенную пиратами лодку, и напрягая всѣ свои силы, старались выбраться въ открытое море, но къ сожалѣнію, это имъ не удалось -- проходъ оказался слишкомъ узокъ и лодка безпрестанно садилась на мель. Мы тревожно слѣдили за ними глазами... Прошло нѣсколько томительныхъ минутъ; и когда лодка снявшись наконецъ съ мели, проходила около самого носа разбойничьяго судна, то съ его борта раздался громъ пушекъ, и несчастные бѣглецы въ одинъ мигъ, потерявъ равновѣсіе, кувырнулись въ воду.
Услыхавъ выстрѣлы, наши пираты тоже подбѣжали къ намъ; они съ разу сообразили въ чемъ дѣло, и должно быть изъ страха, чтобы мы не вздумали послѣдовать примѣру нашихъ соотечественниковъ, т. е. бѣжать -- поспѣшили снова надѣть на насъ оковы, и съ досадой впихнувъ въ пещеру, ко входу въ которую поставили сторожа, приказали ему караулить насъ днемъ и ночью.
Никакое перо не въ состояніи описать пережитыя нами мученіи за время пребыванія въ этой отвратительной пещерѣ; даже теперь, при одномъ воспоминаніи о ней, у меня пробѣгаетъ дрожь по всѣму тѣлу: со стѣнъ пещеры сочилась вода, кроты, змѣи и прочіе разные гады выползали изо всѣхъ угловъ. Насъ постоянно охватывалъ какой-то леденящій холодъ; свѣту -- мы почти не видѣли, такъ какъ онъ проглядывалъ только изъ наружнаго входа, заставленнаго досками; разводить же огонь намъ запрещалось. Ни одѣялъ, ни подушекъ мы не имѣли, спали на голой землѣ, вслѣдствіе чего всѣ наши члены, какъ бы одеревенѣли и мѣстами покрылись страшными нарывами; питались мы одними сухарями, и чтобы хотя немного размягчить ихъ, мокали въ сочившуюся по стѣнамъ грязную плеснючую воду.
Однажды, одинъ изъ пиратовъ сжалился надъ нами, и принесъ цѣлую кружку отличнаго, краснаго вина; каждый изъ насъ съ жадностью выпилъ по нѣскольку глотковъ, заботясь о томъ, чтобы этого драгоцѣннаго напитка хватило на возможно дольшій срокъ.
Вино сразу ободрило и согрѣло насъ, проливая пріятную теплоту по всѣму тѣлу, но въ общемъ, мы все-таки страшно тяготились своимъ пребываніемъ въ нашей ненавистной пещерѣ. Сперва мы считали дни и часы, надѣясь, что насъ въ концѣ-концовъ выпустятъ, но, потомъ, нами овладѣло полное отчаяніе, мы даже перестали разговаривать, молитва служила намъ единственнымъ утѣшеніемъ. По цѣлымъ часамъ, порою, стояли мы на колѣняхъ, моля Господа помочь намъ скорѣе выбраться изъ засады.
Такимъ образомъ, прошелъ цѣлый мѣсяцъ; Францъ и я, еще довольно стойко переносили бѣдствіе, но бѣдный Генрихъ по натурѣ слабый и нервный, не выдержалъ, и заболѣлъ сильнѣйшей лихорадкой; я взялъ на себя трудъ за нимъ ухаживать, и восторжествовалъ когда увидѣлъ, что мнѣ удалось вырвать его изъ когтей смерти, а время, между тѣмъ, тянулось обычной чередой, всѣ дни проходили одинаково однообразно, сегодня какъ завтра -- завтра какъ вчера; но вотъ однажды до нашихъ ушей снова долетѣлъ грохотъ орудій.
Пиратъ, сторожившій насъ у входа, бросился на берегъ, чтобы посмотрѣть, что тамъ случилось, и я -- не долго думая, воспользовавшись его отсутствіемъ, тоже немедленно выползъ изъ пещеры, и съ наслажденіемъ вдохнувъ въ себя свѣжую струю чистаго воздуха, поспѣшилъ выбраться на пригорокъ, откуда отлично была видна вся бухта островка и часть моря, и откуда я скоро разглядѣлъ, что судно пиратовъ, повидимому, вступило въ борьбу съ трехмачтовымъ крейсеромъ, на которомъ развивался флагъ Соединенныхъ Сѣверо-Американскихъ Штатовъ.
Не подлежало сомнѣнію, что Американскій крейсеръ выйдетъ побѣдителемъ, такъ какъ онъ былъ во сто разъ больше и сильнѣе. Я воспрянулъ духомъ, видя въ этомъ наше спасеніе, и сейчасъ же вернулся въ пещеру обрадовать товарищей доброй вѣстью.
Францъ побѣжалъ убѣдиться воочію, въ истинѣ моихъ словъ, а несчастный Генрихъ едва еще передвигавшій ноги, вслѣдствіе болѣзни, просилъ меня помочь ему выйти и если можно дотащить до того мѣста, откуда я увидѣлъ Американское судно. Я, конечно, съ большимъ удовольствіемъ исполнилъ его желаніе; онъ съ трудомъ приподнялся съ земли, оперся на мое плечо обѣими руками, и осторожно переставляя ноги, вышелъ изъ пещеры; очутившись на воздухѣ, онъ въ первый моментъ даже покачнулся, но я во время успѣлъ его поддержать.
-- Ослабѣлъ -- иду словно старикъ,-- проговорилъ онъ едва слышно.
-- Пройдетъ, не огорчайся,-- возразилъ я, стараясь улыбнуться, и ускоривъ шагъ, менѣе чѣмъ черезъ пять минутъ довелъ его до пригорка.
Бой, между пиратами и американцами все еще продолжался; счастье видимо поворачивало на сторону американцевъ; былъ моментъ, когда пираты даже намѣревались дать тягу, но американцы, вѣроятно, руководствуясь какимъ нибудь личнымъ разсчетомъ, не допустили ихъ до этого, ловко заградивъ путь.
-- Ага, и вы выползли изъ своего логовища,-- сказалъ одинъ изъ пиратовъ, замѣтивъ насъ на пригоркѣ и подойдя ближе, ну, да намъ теперь не до васъ, мы должны заботиться о томъ, чтобы наши неожиданные противники не вздумали сдѣлать вылазку, не пожаловали бы сюда, и не открыли склада, награбленнаго нами богатства.
-- О, да, да, конечно; поэтому поспѣшимъ завалить камнями входъ въ ту пещеру, гдѣ они находятся, затѣмъ, сядемъ въ лодку и вернемся на корабль.
-- Слышалъ?-- прошепталъ мнѣ на ухо Францц.
-- Да,-- сказалъ я,-- но что же изъ этого?
-- Мы должны воспользоваться моментомъ, пока пираты будутъ заваливать входъ въ Петцеру, сѣсть вмѣсто ихъ въ лодку, и употребить все стараніе, чтобы скорѣе добраться до американскаго судна, гдѣ намъ, конечно, не откажутъ въ помощи.
-- Счастливая мысль!-- воскликнулъ я, и схвативъ на руки Генриха, немедленно послѣдовалъ за Францемъ на берегъ, гдѣ стояла лодка.
Францъ живо сдвинулъ ее, взялъ весла, помогъ мнѣ, возможно удобнѣе усадить больного, и предложилъ править рулемъ.
Все это было продѣлано нами съ быстротою молніи; пираты ничего не замѣтили, мы живо подвигались впередъ, радуясь въ душѣ, что задуманный нами планъ осуществился, но къ сожалѣнію, нѣсколько времени спустя, намъ пришлось разочароваться, всѣ наши старанія подойти къ американскому крейсеру, оказались напрасны, надо было проходить слишкомъ близко около судна пиратовъ, которые завидѣвъ насъ, конечно, выказали бы сопротивленіе, оставался одинъ исходъ -- найти способъ взобраться на наше бывшее судно "Тритонъ",-- на что мы и рѣшились. Я вызвался вскарабкаться туда первый, такъ какъ по части лазанія всегда отличался особенной ловкостью. Достигнувъ борта, я моментально спустилъ веревочную лѣстницу; Генрихъ, поддерживаемый сзади Францемъ началъ подниматься, я къ общей нашей радости, гораздо легче чѣмъ мы думали.
-- Дорогіе гости! Добро пожаловать!-- раздалось вдругъ надъ самымъ нашимъ ухомъ.-- Мы обернулись и увидѣли одного изъ хорошо знакомыхъ намъ испанцевъ, который не давъ намъ времени опомниться, въ мигъ привязалъ насъ всѣхъ троихъ къ главной мачтѣ.
-- Что ты дѣлаешь? Всмотрись въ насъ хорошенько, вѣдь мы до того изнурены и измучены голодомъ, что не можемъ сдѣлать ни малѣйшаго вреда, пожалѣй насъ!-- взмолились всѣ трое въ одинъ голосъ.
-- Напрасно стараетесь разжалобить меня,-- отозвался испанецъ, съ насмѣшливой улыбкой... знаю я васъ хорошо... Дай вамъ волю, ловко подведете... Нѣтъ, голубчики, пока будетъ продолжаться борьба съ американцами, вы останетесь связаны.
И еще крѣпче стянувъ канатъ, онъ въ заключеніе, сначала угостилъ насъ пинкомъ, а потомъ молча удалился въ каюту.
-- Что съ нами будетъ!-- воскликнулъ Генрихъ, когда шаги его затихли.
-- Мало хорошаго,-- отозвался я,-- для насъ впереди, кажется, нѣтъ ничего кромѣ смерти, и на чьей бы сторонѣ не осталась побѣда, мы во всякомъ случаѣ должны погибнуть.

Говоря такъ, я ни сколько не преувеличивалъ. Столбъ, къ которому мы были привязаны находился, какъ разъ напротивъ открытаго люка, замѣнявшаго намъ окно, откуда мы ясно могли видѣть какъ американскій крейсеръ, на всѣхъ парусахъ летѣлъ прямо на разбойничье судно, съ очевиднымъ намѣреніемъ разбить его; на палубѣ стояли громадныя пушки и множество вооруженныхъ матросовъ; послѣдніе, повидимому, только и ждали, когда ихъ судно поравняется съ разбойничьимъ, чтобы броситься на пиратовъ и всѣхъ ихъ перерѣзать.
Нѣсколько минутъ спустя, раздался громкій выстрѣлъ, за нимъ другой -- третій, и такъ далѣе.
-- Сраженіе началось,-- сказалъ Францъ,-- американцы могутъ перестрѣлять насъ, конечно, не желая, мы должны постараться обратить на себя ихъ вниманіе.
-- Но, какъ? и чѣмъ?-- отозвался я печально.
-- Попробуемъ кричать.
-- Это будетъ напрасно,-- замѣтилъ Генрихъ,-- развѣ онѣ услышатъ нашъ голосъ среди грохота орудій.
Кричать, дѣйствительно, оказалось безполезнымъ... Мы начали молиться такъ горячо, какъ только умѣли, но и молитва на этотъ разъ не удовлетворила насъ; окружающая обстановка была до того страшна, до того ужасна, что трудно передать,-- гибель казалась неминуема. Сквозь открытый люкъ мы ясно видѣли всѣ дѣйствія американцевъ, и когда замѣтили, что они перевернули свои пушки дулами на насъ, то положительно пришли въ ужасъ, я совершенно растерялся, Генрихъ -- тоже; изнуренное болѣзнею лицо его, казалось еще блѣднѣе, онъ больше походилъ на мертвеца, чѣмъ на живого человѣка; одинъ только Францъ еще кое-какъ бодрился.
-- Я знало, что сдѣлать...-- проговорилъ онъ отрывисто, и низко пригнувшись къ веревкѣ, которою были перевязаны его руки, принялся своими крѣпкими, острыми зубами, кусать ее. Нѣсколько минутъ спустя, веревка поддалась, ослабла, тогда онъ поднялъ съ полу, валявшійся по близости ножъ, и съ помощью его, разрѣзалъ узелъ веревки и освободилъ сначала себя, а потомъ и насъ. О, какъ мы за это были ему глубоко благодарны и какое великое счастье испытали на свободѣ. Едва успѣли мы отскочить въ сторону, какъ около той самой мачты, гдѣ мы были привязаны, упалъ раскаленный осколокъ ядра; онъ пробилъ мачту почти насквозь и она накрянулась на бокъ.
-- Францъ!-- воскликнулъ я тогда, заключивъ въ объятія нашего дорогого товарища,-- что было бы теперь съ нами, если бы не ты!
Францъ вмѣсто отвѣта взглянулъ на меня и Генриха, полными слезъ глазами.
-- На все воля Всевышняго; Его одного должны мы благодарить за наше избавленіе,-- сказалъ онъ, послѣ минутнаго молчанія; идемте скорѣе, встанемъ такъ, чтобы американцы насъ замѣтили.
Съ этими словами онъ поспѣшилъ направиться на самое видное мѣсто; Генрихъ и я, послѣдовали за нимъ; тамъ мы къ великому нашему ужасу скоро увидѣли, что "Тритонъ" получилъ большое количество пробоинъ, и сразу поняли, что вслѣдствіе этого, онъ долженъ неминуемо пойти ко дну. Думать и разсуждать дольше, было нѣкогда; схвативъ первую, попавшуюся на глаза палку, или лучше сказать какой-то обломокъ, я навязалъ на него свой носовой платокъ, всталъ на самый край борта, рискуя, конечно, тѣмъ, что въ меня попадетъ шальная нуля -- и поднявъ какъ можно выше свой импровизированный флагъ, усиленно замахалъ имъ въ воздухѣ. Францъ, между тѣмъ, отправился осматривать внутреннюю часть судна, и по прошествіи самаго непродолжительнаго времени, пришелъ сообщить радостную вѣсть, что большинство пиратовъ убито, а оставшіеся въ живыхъ, настолько тяжело ранены, что уже не способны никому оказывать сопротивленіе; да собственно говоря, теперь и оказывать было безполезно -- побѣда безспорно осталась за нами... Пальба стихла, но я по прежнему стоялъ на своемъ мѣстѣ, усиленно махая флагомъ, махая до тѣхъ поръ, пока въ концѣ-концевъ достигъ желаннаго результата.-- Американцы меня замѣтили.
Я видѣлъ, какъ одинъ изъ нихъ, должно быть, капитанъ корабля, поднялся на мостикъ, подозвалъ къ себѣ двухъ офицеровъ, указалъ рукою въ мою сторону и отдалъ приказаніе спустить шлюпку.
-- Мы спасены!-- вскричали мы тогда всѣ трое въ одинъ голосъ,-- и хотя наше судно замѣтно начало уже погружаться въ воду, не теряли надежды на спасеніе.
Надежда оправдалась; помощь подошла вовремя -- спустя часъ, мы уже находились на палубѣ американскаго корабля и подробно разсказывали окружившимъ насъ офицерамъ и матросамъ, всѣ свои похожденіи. Они слушали внимательно, вмѣстѣ съ нами глубоко сожалѣли о гибели такого прекраснаго судна какъ "Тритонъ", но спасти его -- не было никакой возможности, вслѣдствіе чего, мы окончательно водворившись на американскомъ крейсерѣ, благополучно достигали на немъ гавани Нью-Іорка, откуда я, при первой возможности, удралъ -- сначала въ Англію, а затѣмъ добрался и до Россіи.
Удовлетворивъ, такимъ образомъ, завѣтное желаніе побывать въ морѣ, я -- даже раньше назначеннаго срока, вернулся къ моему опекуну, и согласно данному слову, немедленно поступилъ въ одно изъ спеціальныхъ училищъ, кончивъ курсъ котораго, снова отправился путешествовать по морю, но уже взрослымъ, вполнѣ образованнымъ человѣкомъ.