Предание о Царе Алексее Михайловиче — Андреевская Варвара
Дело было зимой; стояло ясное, морозное утро — царь Алексей Михайлович, окруженный свитою приближенных бояр и целою сворою собак, выехал на охоту по направлению к одному из обширных лесов, окружающих матушку Москву, которая, как известно, до основания Петром Великим нынешнего Петербурга считалась столицею русского государства и где всегда жили наши цари.
Хорошо, весело, привольно казалось как самому Алексею Михайловичу, так и остальным его спутникам среди высоких, густых деревьев, сверху до низу осыпанных снегом, точно сахаром; время летело незаметно; и не успели охотники оглянуться, как уже наступила обеденная пора, а за нею и назначенный час возвращения; но, царь, увлеченный любимой забавой, все еще медлил, шел дальше в глубину леса, и случайно отделившись от окружающих его бояр, очутился, совершенно для себя незаметно, один, среди густой, почти непроходимой чащи.
Долго шагал он безостановочно по сугробам, надеясь как нибудь выбраться на дорогу, но о ней не было и помину. Кругом царствовала полнейшая тишина; покрытые толстым слоем снега, деревья, смотрели неприветливо, обледенелые сучья их торчали раскорячившись, точно крючковатые пальцы какого нибудь костлявого чудовища-великана.
Государь начал терять терпение; в душу его закралось тревожное чувство, и он уже схватился за висевший через плечо охотничий рог, чтобы дать знать свите о своем неприятном положении, как вдруг позади послышался шорох.
Быстро обернувшись, он увидел в нескольких шагах огромного, бурого медведя, который, грузно переваливаясь с боку на бок и смело ступая косолапыми ногами по пням и кочкам, направлялся прямо на него.
Похолодев от ужаса, царь выпустил из рук рог, и прислонившись к дереву, с молитвою на устах, стал готовиться к смерти. Казалось, еще минута — и он неминуемо сделается жертвою хищного зверя… Но видно, Господу не угодно было допустить до этого… Совершилось чудо!.. На противоположной стороне леса, точно из-под земли, выросла высокая, худощавая фигура, благообразного старичка монаха.
Черная мантия его и такого-же цвета клобук, резко выделялись на белом фоне снега; он стоял обернувшись лицом к медведю, и не спускал с него своих прекрасных карих глаз, полных какого-то особенно светлого, хорошего,как бы неземного выражения — и что-же?.. Косматое чудовище, которому оставалось сделать не более шага для того, чтобы покончить с дорогою всему русскому народу жизнью государя — не выдержало этого взгляда, отшатнулось, а затем, медленно отступая назад, мало-помалу совершенно скрылось из виду…
Кругом наступила прежняя тишина, деревья стояли неподвижно, только вдали от времени до времени глухо отдавался треск сухих сучьев, под тяжелою стопою удаляющегося Мишки… Царь набожно перекрестился.
— Кто ты такой? с изумлением спросил он своего освободителя, успевшего подойти к нему совсем близко.
— Я — инок Сторожевской обители:, зовут меня Савва, отвечал незнакомец, и сделав знак Алексею Михайловичу следовать за ним, вывел на дорогу, где встревоженная продолжительным отсутствием государя свита, совещалась о том, что надо, мол, разослать гонцов во все стороны, так как царь, очевидно, заблудился.
Рассказав об ужасном происшествии с медведем и о чудном спасении, Алексей Михайлович обернулся, чтобы представить боярам своего избавителя, но инок пропал точно так-же быстро и неожиданно, как и появился.
Это обстоятельство сильно заинтересовало всех присутствующих; царь пожелал сию же минуту отправиться в названную таинственным иноком обитель, чтобы отслужить благодарственный молебен. До обители оказалось недалеко; не более как чрез полтора часа езды, весь царский поезд очутился около тесовых ворот, тогда еще очень мало известного монастыря, настоятель которого,крайне удивленный неожиданным посещением дорогого гостя, вышел встретить его со крестом и святой водой. Государь направился прямо в церковь и, сообщив обо всем случившемся, пожелал вторично увидать инока Савву.
— Такого нет у нас, отозвался настоятель.
— Как нет? Да вот-же портрет его, возразил царь, указывая на висевшее около входной двери изображение того самого монаха, с которым он только-что беседовал.
— Портрет этот, государь, нарисован много лет тому назад, о нем существует целое предание; сам-же инок Савва давно покоится в могиле! отозвался настоятель.
— Какое-же это предание? полюбопытствовал Алексей Михайлович.
— Коли прикажешь, батюшка государь, я поведаю его тебе.
Царь, в знак согласия, молча кивнул головою и почтенный старец начал свое повествование, следующим образом:
— Основание нашего монастыря относится к последним годам XIV столетия и, как известно из летописей, приписывается некоему иноку по имени Савва, который всегда отличался среди окружающей его братии особенно строгою жизнью и примерным благочестием, так что когда он скончался, то в народе стали распространяться слухи о различных чудесах, будто-бы совершавшихся на его могиле, и вот между прочим, уже порядочно спустя после его смерти, одному из игуменов нашей обители (Дионисию), одаренному от природы большим искусством в живописи,— во сне, однажды явился какой-то неизвестный монах, с приказанием немедленно написать его портрет. На вопрос игумена «кто он такой?» — монах назвался основателем места сего — Саввою.
Черты лица его до того врезались в память Дионисия, что, проснувшись, он сию же минуту набросил их на бумаге и затем созвал монастырскую братию, для дальнейшего разъяснения, но к сожалению, никто не мог сказать ему ничего определенного,потому что большинство братии знало о Савве только по наслышке; по счастию, один из послушников вспомнил, что в обители есть, очень, очень старый монах Феодосий, который вследствие преклонных лет своих, и болезни, уже три года не вставал с постели, но тем не менее, имея еще свежую память — может быть, сообщит кой-какие подробности.
Настоятель немедленно отправился в келью инока Феодосия, который, как оказалось, действительно помнил о существовании Саввы настолько, что легко мог описать его фигуру и лицо, и Дионисий в этом описании сейчас-же узнал явившегося ему во сне инока — и старательно докончил портрет, который в настоящую минуту перед тобою, государь!
Выслушав с величайшим вниманием рассказ игумена, Алексей Михайлович пришел к твердому убеждению, что оказанную ему свыше помощь следует приписать заступничеству угодника Божия,— и повелев вскрыть гроб покойного Саввы, нашел тело его, пролежавшее в земле более 200 лет, совершенно нетленным.
С этого дня, основатель Сторожевской обители был громогласно причислен к лику святых, и как сам Алексей Михайлович, так и вся семья его, в память совершившегося чуда, всегда особенно чтили великого угодника, ежегодно посещали монастырь, и присылали туда большие пожертвования.