Витя Малеев в школе и дома. Рассказ Носова. Глава семнадцатая

Когда мы вышли из кабинета директора, то увидели, что Володя и все ребята дожидались нас в коридоре. Они моментально окружили нас и стали спрашивать:

- Ну что? Что вам Игорь Александрович сказал? Что вам будет?

- Простил. Теперь уже ничего не будет, - ответил я.

- Ну вот и хорошо! - обрадовался Толя. - Пойдемте в пионерскую комнату, поговорим. Надо поговорить.

Мы все гурьбой пошли в пионерскую комнату. Шишкин вошел последним.

- Иди, иди, Шишкин, не бойся! - говорил Юра. - Никто тебя ругать не будет.

Мы сели вокруг стола, и Володя сказал:

- Теперь поговорим, ребята, как помочь Шишкину. Он плохо учился и в конце концов дошел до того, что совсем перестал ходить в школу. Но мы все тоже виноваты в этом. Мы не обращали внимания на то, как он учится, и не помогли ему вовремя.

- Мы, конечно, тоже виноваты, - ответил Ваня. - Но и Шишкин должен понять, что надо учиться лучше. Если он не возьмется теперь, то это опять может плохо кончиться.

- Правда, Шишкин, только ты не обижайся, это опять может плохо кончиться, - сказал Юра. - А мы поможем тебе, честное слово! Все, что надо, сделаем.

- А как помогать? - сказал Лепя Астафьев. - Мы ведь ему помощника выделили. Видно, Алик Сорокин плохо занимался с ним, раз такие результаты.

- Может быть, вы и не занимались совсем? - спросил Володя Алика.

- Почему - не занимались? Мы занимались! - ответил Алик.

- Сколько же раз вы занимались?

- Ну, я не помню. Раза два или три.

- Раза два или три? - удивился Юра. - Да ты должен был каждый день заниматься с ним, а не раза два или три. Сам обещал на собрании. Мы тебе это дело доверили, а ты не оправдал доверия!

- Как же я мог оправдать доверие? - сказал Алик. - К нему придешь, а его дома нет. Или придешь, а он говорит:

"Я сегодня не в настроении заниматься". Ну, я и бросил.

- Ишь ты, "бросил"! - сказал Юра. - Ты должен был на звене поставить вопрос, чтоб звено помогло. Шишкин у нас неорганизованный. Ты вот хорошо учишься, о себе позаботился, а о товарище позаботиться не захотел... Ну ладно, я тоже виноват, что не проверил тебя.

- Я теперь буду хорошо заниматься с Шишкиным, - сказал Алик. - Я шахматами увлекся, поэтому так и вышло.

- Нет, - ответил Володя, - больше мы тебе этого дела не доверим.

- Теперь я буду с Шишкиным заниматься, - сказал я. - Мне Игорь Александрович велел.

- Что ж, - сказал Володя, - раз тебя Игорь Александрович назначил, то и мы тебя на это дело выделим. Правда, ребята?

- Конечно, - согласились ребята. - Пусть занимается, раз Игорь Александрович сказал.

Сбор кончился, и мы вышли на улицу. Шишкин по дороге долго молчал, все думал о чем-то, потом сказал:

- Вот, оказывается, какой я скверный! Никакой у меня, силы воли нет! Ни к чему я не способный. Ничего из меня путного не выйдет!

- Нет, почему же? Ты не такой уж скверный, - попробовал я утешить его.

- Нет, не говори, я знаю. Только я сам не хочу быть таким Я исправлюсь. Вот ты увидишь. Честное слово, исправлюсь! Только ты уж, пожалуйста, помоги мне! Тебе ведь Игорь Александрович велел. Ты не имеешь нрава отказываться!

- Да я и не отказываюсь, - говорю я. - Только ты меня слушайся. Давай начнем заниматься с сегодняшнего же дня. После обеда я приду к тебе, и начнем заниматься.

После обеда я сейчас же отправился к Шишкину и еще на лестнице услышал собачий лай. Захожу в комнату, смотрю - Лобзик уже сидит на стуле и лает, а Костя щелкает пальцами у него перед самым носом.

- Это, - говорит, - я его приучаю к сигналу, как Игорь Александрович учил. Давай немножко позанимаемся с Лобзиком, а потом начнем делать уроки. Все равно ведь Лобзика учить надо.

- Э, брат, - говорю я, - сам сказал, что с Лобзиком начнешь заниматься после того, как исправишься по русскому языку, и уже передумал.

- Кончено! - закричал Шишкин. - Пошел вон, Лобзик! Вот, даже смотреть на него не стану, пока не исправлюсь по русскому. Скажи, что я тряпка, если увидишь, что я занимаюсь с Лобзиком. Ну, с чего мы начнем?

- Начнем, - говорю, - с русского.

- А нельзя ли с географии или хотя бы с арифметики?

- Нет, нет, - говорю. - Я уж на собственном опыте знаю, кому с чего начинать. Что нам по русскому задано?

- Да вот, - говорит, - суффиксы "очк" и "ечк", и еще мне Ольга Николаевна задала повторить правило на безударные гласные и сделать упражнение.

- Вот с этого ты и начнешь, - сказал я.

- Ну ладно, давай начнем.

- Вот и начинай. Или, может быть, ты думаешь, что я с тобой буду это упражнение делать? Ты все будешь делать сам. Я только проверять тебя буду. Надо приучаться все самому делать.

- Что ж, хорошо, буду приучаться, - вздохнул Шишкин и взялся за книгу.

Он быстро повторил правило и принялся делать упражнение. Это упражнение было очень простое. Нужно было списать примеры и вставить в словах пропущенные буквы. Вот Шишкин писал, писал, а я в это время учил географию и делал вид, что не обращаю на него внимания. Наконец он говорит:

- Готово!

Я посмотрел... Батюшки! У него там ошибок целая куча! Вместо "гора" он написал "гара", вместо "веселый" написал "виселый", вместо "тяжелый" "тижелый".

- Ну-ну! - говорю. - Наработал же ты тут!

- Что, очень много ошибок сделал?

- Да не так чтоб уж очень много, а, если сказать по правде, порядочно.

- Ну вот! Я так и знал! Мне никогда удачи не будет! - расстроился Костя.

- Здесь не в удаче дело, - говорю я. - Надо знать, как писать. Ты ведь учил правило?

- Учил.

- Ну, скажи: что в правиле говорится?

- В правиле? Да я уж и не помню.

- Как же ты учил, если не помнишь?

Я заставил его снова прочитать правило, в котором говорится о том, что безударные гласные проверяются ударением, и сказал:

- Вот ты написал "тижелый". Почему ты так написал?

- Наверно, "тежелый" надо писать?

- А ты не гадай. Знаешь правило - пользуйся правилом. Измени слово так, чтоб на первом слоге было ударение.

Шишкин стал изменять слово "тяжелый" и нашел слово "тяжесть".

- А! - обрадовался он. - Значит, надо писать не "тижелый" и не "тежелый", а "тяжелый".

- Верно, - говорю я. - Вот теперь возьми и сделай упражнение снова, потому что ты делал его и совсем не пользовался правилом, а от этого никакой пользы не может быть. Всегда надо думать, какую букву писать.

- Ну ладно, в другой раз я буду думать, а сейчас пусть так останется.

- Э, братец, - говорю, - так не годится! Уж если ты обещал слушаться меня, слушайся.

Шишкин со вздохом принялся делать упражнение снова. На этот раз он очень спешил. Буквы у него лепились в тетрадке и вкривь и вкось, валились набок, подскакивали кверху и заезжали вниз. Видно было, что ему уже надоело заниматься. Тут к нам пришел Юра. Он увидел, что мы занимаемся, и сказал:

- А, занимаетесь! Вот это хорошо! Что вы тут делаете?

- Упражнение, - говорю. - Ему Ольга Николаевна задала.

Юра заглянул в тетрадь.

- Что же ты тут пишешь? Надо писать "зуб", а ты написал "зуп".

- А какое тут правило? - спрашивает Шишкин. - У меня правило на безударные гласные, а это разве безударная гласная?

- Тут, - говорю, - такое правило, что надо внимательно списывать. Смотри, что в книжке написано? "Зуб"!

- Тут тоже есть правило, - сказал Юра. - Надо изменить слово так, чтобы после согласной, которая слышится неясно, стояла гласная буква. Вот измени слово.

- Как же его изменить? "Зуб" так и будет "зуб".

- А ты подумай. Что у тебя во рту?

- У меня во рту зубы, и язык еще есть.

- Про язык тебя никто не спрашивает. Вот ты изменил слово: было "зуб", стало "зубы". Что слышится: "б" или "п"?

- Конечно, "б"!

- Значит, и писать надо "зуб". В это время пришел Ваня. Он увидел, что мы занимаемся, и тоже сказал:

- А, занимаетесь!

- Занимаемся, - говорим.

- Молодцы! За это вам весь класс скажет спасибо.

- Еще чего не хватало! - ответил Шишкин. - Каждый ученик обязан хорошо учиться, так что спасибо тут не за что говорить.

- Ну, это я так просто сказал. Весь класс хочет, чтоб все хорошо учились, а раз вы учитесь, значит, все будет хорошо.

Тут опять отворилась дверь, и вошел Вася Ерохин.

- А, занимаетесь! - говорит.

- Что это такое? - говорю я. - Каждый приходит и говорит: "А, занимаетесь", будто мы первый раз в жизни занимаемся, а до этого и не учились вовсе!

- Да я не про тебя говорю, я про Шишкина, - ответил Вася.

- А Шишкин что? Будто он совсем не учился? У него по всем предметам не такие уж плохие отметки, только по русскому...

- Ну, не сердись, я так просто сказал. Я думал, что он не занимается, а он занимается, вот я и сказал

- Мог бы хоть что-нибудь другое сказать. Будто других слов нет на свете!

- Откуда же я знал, что это вас так обидит? По-моему, ничего тут обидного нет.

Тут снова отворилась дверь, и на пороге появился Алик Сорокин.

- Сейчас тоже, наверно, скажет: "А, занимаетесь!" - прошептал Шишкин.

- А, занимаетесь! - улыбнулся Алик Сорокин. Мы все чуть "от смеха не лопнули.

- Чего вы смеетесь? Что я такого смешного сказал? - смутился Алик.

- Да ничего. Мы не над тобой смеемся, - ответил я. -А ты чего пришел?

- Так просто. Думал, может, моя помощь понадобится.

- Может быть, и шахматы с собой захватил? - спросил я.

- Ах я растяпа! Забыл шахматы захватить! Вот бы мы и сыграли тут!

- Нет, ты уж с шахматами лучше уходи отсюда подальше, - сказал Юра. Пойдемте домой, ребята, не будем им мешать заниматься.

Ребята ушли.

- Это они приходили проверить, учимся мы или нет, - сказал Костя.

- Ну и что же? - говорю я. - Ничего тут обидного нет.

- Что же тут обидного? Я и не говорю. Ребята хорошие, заботливые.

- А Ольга Николаевна сказала маме, что ты не ходил в школу? - спросил я Костю.

- Сказала. И маме сказала и тете Зине сказала! Знаешь, какая мне за это была головомойка! Ох, и стыдили меня - век помнить буду! Но ничего! Я и то рад, что все теперь кончилось. Я так мучился, пока не ходил в школу. Чего я только не передумал за эти дни! Все ребята как ребята: утром встанут - в школу идут, а я как бездомный щепок таскаюсь по всему городу, а в голове мысли разные. И маму жалко! Разве мне хочется ее обманывать? А вот обманываю и обманываю и остановиться уже не могу. Другие матери гордятся своими детьми, а я такой, что и гордиться мною нельзя. И не видно было конца моим мучениям: чем дальше, тем хуже!

- Что-то я не заметил, чтоб ты так мучился, - говорю я.

- Да что ты! Конечно, мучился! Это я только так, делал вид, будто мне все нипочем, а у самого на душе кошки скребут!

- Зачем же ты делал вид?

- Да так. Ты придешь, начнешь укорять меня, а мне, понимаешь, стыдно, вот я и делаю вид, что все хорошо, будто все так, как надо. Ну, теперь конец этому, больше уже не повторится. Как будто буря надо мной пронеслась, а теперь все тихо, спокойно. Мне только надо стараться учиться получше.

- Вот и старайся, - сказал я. - Я и то уже начал стараться.